Читать книгу "Хемингуэй - Максим Чертанов"

Английский сперва вел завотделением Фрэнк Платт, потом его сменили молодые учительницы Маргарет Диксон и Фанни Биггс. Диксон, по воспоминаниям учеников, выделялась своим либерализмом — поощряла учеников писать эссе и рассказы, старалась заинтересовать их театром и кинематографом; Эрнеста она назвала «самым блестящим» учеником, какой ей попадался. Она презирала Теодора Рузвельта и превозносила Вудро Вильсона: поколебать любовь Эрнеста к первому ей не удалось, но второго он благодаря ее урокам оценил. Биггс руководила литературным кружком, членов которого отбирала по итогам первого курса: обычно в нем было около двадцати пяти человек, собирались раз в неделю, вслух читали и обсуждали написанное. Товарищи Эрнеста вспоминали, что разница между тем, что писали они, и тем, что писал он, была как между землей и небом. Фанни Биггс также отозвалась о нем как о своем лучшем ученике. Она познакомилась с его родителями, стала другом Грейс. Ее он любил больше, чем Диксон, и их отношения были доверительнее: ей он напишет письмо, чтобы похвалиться первыми профессиональными успехами. Из других предметов он блистал в биологии, неплохо знал историю. Отношения с педагогами были в пределах нормы; конфликтовал он только с директором школы Макдэниелсом, который превыше всего ставил дисциплину и, по мнению учеников, весь день бродил по школе, подслушивая через вентиляционные отверстия. Одноклассники вспоминали, что Эрнест мог часами обсуждать его злодейства.

По настоянию матери дети пели в церковном хоре, играли на музыкальных инструментах. Для Эрнеста Грейс выбрала виолончель, которую он невзлюбил всей душой. Много лет спустя, в знаменитом интервью, данном Джорджу Плимптону, он, солидный человек и нобелевский лауреат, выдумает, что мать на целый год забрала его из школы и он занимался только виолончелью, на которой играл «хуже всех в мире». Все его сестры и братья были еще живы и, вероятно, удивились, но его такие вещи никогда не смущали. Взрослым человеком он не станет играть на музыкальных инструментах, но будет любить классическую музыку, вкус к которой привила Грейс; что же касается виолончели, то, по свидетельству одноклассников, он вполне сносно играл на ней в церковном и школьном оркестрах.

Отец выбрал для мальчишки основной вид спорта — американский футбол (не имеющий, как известно, ничего общего с нашим); сперва он был для этой игры мал и недостаточно быстр, потом вытянулся и стал чересчур велик (на старшем курсе вырос до 5 футов 11 дюймов и весил 150 фунтов, вдобавок у него были такие большие ноги, что на них не нашлось бутс) и опять же медлителен, мучился, но старался, чтобы доставить отцу удовольствие, — и в конце концов преуспел и пару раз бывал отмечен как лучший игрок. Он также занимался в секциях плавания, велосипеда, водного поло (тут преуспевал сразу и стал капитаном команды), ходил с сестрой на подготовительные курсы в университет, две зимы работал в школьном кафетерии, однажды получил роль в любительском спектакле и на некоторое время «заболел сценой». В конце 1914-го он впервые увлекся девочкой, хотел учиться танцам, родители скрепя сердце позволили, но танцы ему не давались, а к девочке он охладел.

В 1911-м Марселина и Эрнест прошли конфирмацию в Третьей конгрегационалистской церкви, а в 1915 году семья перешла в Первую, которую посещали Ансон Хемингуэй с родней. «Близнецы» вступили в организацию христианской молодежи «Плимутская лига», где Эрнест занимал ведущие роли — спикера, председателя, казначея; собирались по воскресеньям, дискутировали о благочестии и делах повседневных: учеба, турпоходы. Язык у Эрнеста оказался великолепно подвешен, и он записался сразу в три дискуссионных клуба: «Клуб Ханны», где бизнесмены рассказывали о своих достижениях, «Клуб Берка», где обучались ораторскому мастерству, имитируя парламентские прения, и «Клуб старшеклассников», члены которого рассказывали друг другу нравоучительные истории. Эта часть его жизни для рассказов о Нике Адамсе не подходила.

Едва научившись читать, он пристрастился к спортивным страницам в газетах, особенно к отчетам о боксерских поединках, знал по именам всех «звезд», но лишь в начале 1916 года ему купили «грушу» и разрешили заниматься боксом: впоследствии он рассказывал, будто учился у профессиональных боксеров из Чикаго, но найти этих учителей не удалось и члены семьи факт не подтвердили, хотя, возможно, он и мог взять несколько уроков так, что дома об этом не знали (или забыли). По рассказам домашних, боксировал он с одноклассниками в музыкальной студии Грейс, которая этому не препятствовала, хотя и разгоняла мальчишек, когда, по ее мнению, «бокс переходил в драку». Он также говорил всем, что повредил левый глаз во время занятий боксом — на самом деле глаз плохо видел уже при рождении, за что он попрекал мать, передавшую ему свой недостаток, как если бы она сделала это сознательно.

В школе с 1912 года выпускалась газета «Трапеция»: сперва это было нерегулярное издание, в котором сотрудничали один-два ученика, но преподаватель Артур Боббит превратил его в подобие профессиональной газеты со штатом редакторов и репортеров. Зная от Диксон и Биггс о литературных успехах Эрнеста, Боббит предложил ему сотрудничать — тот неожиданно отказался, заявив, что не умеет выражать мысли на бумаге. Боббит настоял на своем, и Эрнест стал постоянным репортером, а на последнем курсе — одним из шести соредакторов «Трапеции». Писал он дома: из денег, заработанных на ферме, родители разрешили ему купить пишущую машинку, вещь тогда довольно дорогую. Его первый материал появился 20 января 1916 года — отчет о выступлении чикагского симфонического оркестра. За два последних года в школе он опубликовал 37 статей. Как положено репортеру, привирал: описал секцию винтовочной стрельбы, хотя секции как таковой не было — просто группа мальчишек, увлеченных оружием. Писал бойко, в юмористическом, часто «хулиганском» тоне: «Хемингуэй завладел мячом. Мисс Биггс упала в обморок. Тренера Туистлуайта без чувств унесли с поля. Тайм закончился, когда Толстый Тод уже отправил материал цензору. Последние отчеты сообщали, что Хемингуэй выздоравливает, однако врачи опасались, что потеряли его. Позднее восторженная толпа собралась на его похороны». Директор школы, прочтя это, пришел в ярость, но Боббит защитил своего репортера.

Первым литературным образцом, которому Эрнест подражал, был Ринг Ларднер, спортивный обозреватель «Чикаго трибюн», автор коротких рассказов. Американскому читателю не нужно объяснять, что такое проза Ларднера, но у нас его творчество почти неизвестно, так что приведем отрывок из рассказа («Искусство дорожного разговора»):

«— Мне нужно будет послать телеграмму из Гранд-Айленда.

— А если я пошлю телеграмму, то когда она дойдет до Элкхарта?

— Сегодня вечером или завтра утром.

— Я хочу написать своей сестре.

— Так напишите из Гранд-Айленда.

— Думаю, я подожду и напишу ей из Фриско.

— Но до Сан-Франциско еще больше двух дней.

— Мы по пути будем переводить часы, не так ли?

— Да, мы будем переводить часы в Норт-Платте.

— Тогда, пожалуй, я напишу ей из Гранд-Айленда.

— Вашей сестре, вы сказали?

— Да. Моей сестре Люси. Она замужем за Джеком Кингстоном. Слышали про „шины Кингстона“?