Читать книгу "Бои на Дону и Волге. Офицер вермахта на Восточном фронте. 1942-1943 - Клеменс Подевильс"

Мы громко смеемся, Флайсснер и я. Затем мы едем вниз, а на другой стороне поднимаемся к людям в черной униформе. Однако танкисты, рыцари современной войны, вряд ли слушают нас. Гусь (принадлежащий, естественно, кому-то из жителей селения. – Ред.) является для них всем, и в принципе они правы.

14 июня

Моя задача выполнена, я возвращаюсь. Если говорить о различных частях, которые я сопровождал в последние дни, всякий раз наблюдается долгий и сердечный процесс расставания.

Поездка в дивизию и корпус. Там я слышу, что противнику, которому помогли погода и замедление нашего движения, удалось избежать окружения главных сил. Большое недовольство командования, не скупятся на замечания в отношении танков, «которые вязнут в любой грязи».

Июнь, Харьков (письмо)

«И с крыши высокого партийного здания Харьков не предстает как состоящий из нескольких частей, четко выраженный город. Если ты полагаешь, что городская застройка исчезает на горизонте, дальше располагаются заводы с поселками при них. Однако для тебя город – это прежде всего большие дома, стоящие по отдельности или сосредоточенные в кварталах.

Люди? Не хватает массы взрослого мужского населения (мужчины в армии). Поэтому на улицах больше женщин. На тебя идет толпа женщин, открыто, с сияющими глазами, но человек, не знающий язык, не понимает их звонких разговоров. К нему это не относится. Но смех, взгляды?

В подъезде лежит старая женщина и протягивает тебе руку. Скелет, который вряд ли имеет силы, чтобы бормотать. Солдат дает ей буханку черного хлеба, за которую ему хотелось приобрести на рынке примус или какой-либо красивый предмет местной ручной вышивки.

Вот группа людей. Они стоят у входа в хлебный магазин, где пахнет гнилью и сыростью, бедные люди, испытывающие нужду. Однако за ближайшим углом снова раздается громкий смех группы женщин в пестрых платках, они пышут здоровьем и покачивают бедрами.

Сильно сократилось население города, из 800 тысяч жителей (по переписи 1939 г. в Харькове было 833,4 тысячи жителей. – Ред.) многие, гонимые голодом, в течение нескольких месяцев переселились в сельскую местность. Или все же появились признаки возрождения?

Поразительно легко нашим властям удалось ознакомиться со статистическими данными, которые здесь основа для решения всех проблем. «Понимание» людей и их отношений, необходимость докладывать о самих себе, специальности, имуществе, давать информацию о работе и питании, связывать свое собственное существование с наличием паспорта – все это входило в кровь и плоть граждан Советской страны. И в этом они достигли совершенства, в чем они превосходят нас, немцев[12]. Городская администрация и ее органы были хорошо подготовлены для этой работы упорядочения и классификации, для статистики. Тяжелее вернуть к жизни инициативу отдельного человека. Часто люди наказывались за какие-либо инициативы, в которых новая германская власть усматривала саботаж. Или кое-что похуже.

Снабжение водой и светом, экономический план являются стержнем возрождения производства в этом промышленном городе. Продуктовые карточки вынуждают рабочих идти на завод.

Положение с продовольствием: с 550 тысяч гектаров сельскохозяйственных земельных площадей Харьковской области до сегодняшнего дня еще ни разу не собиралась даже половина урожая. При этом войска на фронте также хотят использовать для снабжения местные ресурсы! Ситуация может улучшиться, если осенью будут обработаны все пригодные для посевов земли.

При обработке земли люди используют свои силы и неистощимую энергию. Где отсутствовали не только тракторы, но и тягловые животные, там крестьяне впрягались в плуг сами – до восьми человек, – чтобы тащить его по тяжелой черной земле. Военная администрация предпринимала меры по борьбе с голодом. Так, муниципальные власти Харькова получили полномочия для предоставления каждой семье участка из пахотных земель, расположенных вокруг города. С этой целью городская администрация брала в собственность часть угодий в районе. Эффективность мер уже отразилась на ситуации в сельском хозяйстве. Харьков опоясывает череда очень мелких участков полей и огородов. Был допущен свободный рынок, он является вспомогательным средством, чтобы без продовольственных карточек прокормить жителей, влачивших жалкое существование. Валютой, критерием всей оценки на рынке Харькова является хлеб. По колебаниям его все еще страшно высокого курса можно ежедневно делать выводы о состоянии снабжения.

Какое спокойствие, какое кажущееся равнодушие господствует при совершении бартерных сделок, которые происходят в рыночных палатках или прямо на улице! Толпа медленно протискивается к лицам, предлагающим товары, которые они раскладывают на земле. Никаких ссор, почти нет споров о цене или следов того, что европеец представляет под понятием «восточный базар». Спрашивающий человек узнает цену (меновую стоимость), размышляет, дает что-то, берет товар и идет своей дорогой. Сегодняшнее бедственное положение вызвано войной. Однако нищета не является незнакомым явлением в этой стране. Она отмечается на невозмутимых лицах, однако по глазам видно, что нищета здесь страшная, всякий раз возвращающаяся старая знакомая (что подтвердили не только послевоенные 1940-е, но и особенно страшные для востока Украины 1990-е гг. – Ред.).

Крупные промышленные предприятия находятся на восточной окраине города. Паровозостроительный завод, турбинный, электротехнический и тракторный (а также танковый. – Ред.) заводы. Они притягивали многие тысячи рабочих из деревни в город. Эта миграция произошла в годы принудительной коллективизации в сельском хозяйстве и большого голода в 1932 г. (Точнее – в 1932 и 1933 гг. – Ред.) Уничтожение кулаков (свободного крестьянства) – строительство колхозов – голод – получение рабочей силы из деревни для индустриализации. В этом заключалось внутреннее упорство, которое давало понять, что этот процесс – нечто желаемое, предусмотренное планом. Был получен промышленный пролетариат, однако на селе «деревенская беднота» стала слоем, преобладавшим в колхозах и совхозах.

Не получало развития строительство жилья для нового рабочего персонала. Лишь немногим удавалось найти приют в новых жилых кварталах, построенных из камня и кирпича, остальные ютились в простых деревянных бараках. Между этими двумя типами жилья рабочих стоит поселение основательных одноэтажных индивидуальных кирпичных домов. Они построены еще во времена Ленина и его новой экономической политики. После его смерти этот «мелкобуржуазный» тип строительства был объявлен вне закона, а собственные дома рабочих стали делом прошлого[13].