Читать книгу "Тридцать миллионов слов. Развиваем мозг малыша, просто беседуя с ним - Лесли Левинтер-Саскинд"

Провал проекта «Можжевеловые сады» можно было бы легко объяснить в духе преобладающих тогда ответов: виновата генетика или иной непреложный закон. Но Харт и Рисли не приняли «житейскую мудрость» покорно. Отказавшись считать результаты своей программы окончательными, решили выяснить, почему их постигла неудача. Исследование открыло дверь к пониманию, что преобладающее объяснение отставания детей в корне неверно и на самом деле вполне возможно изменить то, что считается незыблемым.

Романтики…

Стив Уоррен описывает Бетти Харт и Тодда Рисли как «романтиков»{15}. Сейчас он преподает в Канзасском университете, а Бетти и Тодда знает с 1970-х, когда был еще аспирантом.

Да, «романтики», говорит он, но «в облаках не витали». Свободные от убеждений, которые объясняли поражения в «войне с бедностью» генетикой; отказывающиеся отворачиваться от тех, кого общество списало со счетов, они превратились в следователей, задающих вопросы, чтобы найти решения извечных проблем.

Их занимали всего два вопроса:

1. Что происходит с младенцем/малышом в течение 110 часов еженедельного бодрствования?

2. Насколько важно для окончательного формирования ребенка то, что происходит в течение этого времени?

Поиск ответов привел к невероятному выводу.

«Не было [абсолютно] никакой литературы [о повседневной жизни младенцев] ‹…› ничего, ‹…› и это шокировало»{16}.

Возможно, какие-то публикации по теме и существовали, но активности почти не наблюдалось, пока Бетти Харт и Тодд Рисли не начали свою работу, добывая ответы и решения.

…и революционеры

Выводы Харт и Рисли о влиянии раннего языкового окружения на итоговую детскую успеваемость стали невероятным прорывом в науке о человеке. Знаменитая дискуссия между Ноамом Хомским и Берресом Скиннером о том, как ребенок овладевает языком, даже не касалась фактора влияния языковой среды.

В ходе высокоинтеллектуальных дебатов, в уже упомянутой известной дискуссии, теория Хомского о генетической программе человеческого мозга, или «природе», противопоставлялась «оперантному обусловливанию»[10] Скиннера{17}, то есть негативному и позитивному подкреплению, или «воспитанию», что и постулировалось как доминирующий фактор при освоении языка. Самое невероятное, что концепция Скиннера содержала аргумент о «воспитании», но воздействие языка при общении с родителями даже не упоминалось. Вместо этого «оперантное обусловливание» Скиннера сводилось к тому, что ребенок обучается языку в результате подкрепления – наподобие схемы поощрения-наказания, как у крысы с рычагом из эксперимента Павлова.

Хомский, напротив, полагал{18}, что «устройство овладения языком» генетически предустановлено в мозге человека. Он считал, что именно «кодировка» мозга объясняет быстрое усвоение языка малышами. Отметая гипотезу Скиннера как «абсурдную»{19}, Хомский вопрошал: как можно объяснять упрощенной теорией поощрения и наказания тот факт, что дети за короткий промежуток времени осваивают грамматику во всей ее сложности?

Общее признание теории Хомского отражало широкое признание важности наследственности. В результате интерес и поддержка изучения различий в уровне владения языком возникали редко{20}. Исследования на тему обучения языку проводились преимущественно среди младенцев и малышей из семей среднего класса, а выводы потом распространяли на всех детей. Была небольшая попытка изучить отклонения в развитии{21}. Дискуссия продолжается по сей день, что демонстрируют жаркие споры, свидетелем которых я стала на курсе профессора Сьюзан Голдин-Мидоу, посвященном развитию речи ребенка. Однако именно Харт и Рисли заслуживают почестей за то, что помогли осознать важность раннего речевого окружения для развития интеллекта.

Тодд Рисли. Делай добро и собирай данные{22}

И Харт, и Рисли считали, что наука существует «ради общественного блага, которое [она] способна создавать», и помогает «искать решения серьезных человеческих проблем»{23}. Однако сами они во многих отношениях были противоположностями. Возможно, как раз непохожесть привела их к новаторской и не всеми принимаемой идее, которая превратилась во всемирно известное программное исследование.