Читать книгу "Последний шанс - Федерико Аксат"

Тед отворил стеклянную дверь. Опоссум отступил к дальнему краю стола. Теперь, похоже, присутствие Теда начало его беспокоить, однако не настолько, чтобы бросить пищу. Он присел и оскалил зубы, готовый в случае чего убежать. Тед сделал резкое движение – никакого толку. Тогда он начал искать вокруг, чем можно запустить в зверя. Рядом с мангалом валялась деревянная коробка, которую он сразу же узнал, и, хотя с детства ее не видел, его совсем не удивило, что она оказалась здесь, в доме, где он поселился взрослым. Тед подошел и взял ее бережно, словно реликвию. В каком-то смысле она и была реликвией. Черные и белые квадраты были нарисованы на крышке и на дне коробки, так что, когда ее открывали, получалась нормальная шахматная доска. Внутри для каждой фигуры было особое углубление, оклеенное зеленым бархатом. Тед взял слона и с размаху швырнул его. Но промазал. Как он умудрился не попасть в вонючего зверька всего с двух метров? Тед взял другую фигуру и сделал вторую попытку. На этот раз бросок получился гораздо сильнее, чем нужно. И снова промах. Что-то было будто бы не так, странно как-то. Снаряды чертили в воздухе немыслимые кривые, казалось, с единственной целью: обогнуть в полете опоссума за миг до столкновения. Но Тед не сдавался. Он все метал и метал фигуры одну за другой, как одержимый. Опоссум, должно быть, понял, что фундаментальные устои физики сдвинулись в его пользу: он тяжело переполз обратно на середину стола и продолжил трапезу. Толстый белый хвост змеей извивался позади пушистого тела. Тед сделал около сотни бросков – и все впустую, – когда наконец отчаялся и выпустил из рук коробку. Она упала у его ног, и он, опустив глаза, увидел, что все фигуры на месте.

Тед перевел взгляд на Холли. Хотелось сказать ей, что, мол, очень жаль, но он сделал все возможное, чтобы вернуть ей ногу. Однако что же он за муж, если не в состоянии удовлетворить нужды собственной семьи? От стыда и досады он чуть не плакал, но тут до него дошло, что есть еще один выход. И как же он раньше не додумался! Правая рука начала тяжелеть, и он почувствовал, что сжимает рукоятку браунинга. Поднес пистолет к глазам и зачарованно уставился на него. Медленным, поэтически размеренным жестом, держа пистолет в обеих руках, он прицелился в опоссума, упиваясь последними мгновениями перед выстрелом. Зверь поднял голову, будто чуя близкий конец. Пуля попала ему прямо в хребтину, и он взорвался, как воздушный шарик, начиненный кровью и потрохами. Тед отбросил пистолет и пошел к столу, не сводя глаз с ноги Холли. Взял ее двумя руками, как держал бы хирург предназначенный для трансплантации орган. Теперь, когда можно было рассмотреть ногу вблизи, Тед заметил, что из обрезанного конца ее, как он и предполагал, торчит болт с резьбой. Все будет хорошо, подумал он. Надо только подойти к Холли, привинтить ногу на место, и он снова хороший муж.

Тед сошел по двум ступенькам террасы и поднял глаза. Холли была все там же, но теперь между ним и ею в воздухе витала огромная блестящая желтая рамка. Нижняя часть рамки была сантиметрах в пятидесяти над землей, и Тед понимал, что может легко перебраться через нее, но все же остановился на секунду, прежде чем это сделать. Море волновалось метрах в десяти, за спиной у Холли, обнять ее и вернуть ей ногу хотелось нестерпимо. Он поднял собственную ногу и перешагнул нижнюю перекладину рамки. На мгновение мелькнула нелепая мысль, что он не сможет этого сделать, но у него получилось. Он знал, что главное – не задеть ее, тогда все будет в порядке. Преодолев первую рамку, он увидел перед собой другую, на этот раз зеленую, и повторил операцию. Поднял глаза и опять увидел, что Холли в той же позе в десяти метрах ждет его, а между ними новая рамка, красная, и еще одна, фиолетовая. Тед перешагивал их уже не глядя, почти автоматически, не сводя глаз с Холли, еще одна, желтая, теперь голубая, «я иду, любимая», десять метров, черная как ночь рамка, «Холли»… Тед уже не шел, а бежал, скача через рамки, одна за другой возникавшие на его пути, как чемпион по бегу с препятствиями, не останавливаясь, Холли, не останавливаясь, Холли…

Последняя рамка проглотила его, и он с криком очнулся где-то совсем в другом месте.

На диване.

Тед вскочил. В испуге схватился за ногу. На месте. Неужели ему приснилось, что у него нет ноги? Сон постепенно выветривался. Он уставился в темноту, потом заметил на себе помятую майку и неудобные джинсы. Встал и, сам не зная зачем, подошел к застекленной двери, что выходила на боковую сторону дома. Там он стоял довольно долго, разглядывая холм, очертания которого таяли в ночи. Он прислонился к стеклу, снаружи сработали датчики движения, и над столом и стульями зажегся свет. Теду привиделась жуткая картина: отрезанная женская нога. Может, во сне у Холли не было ноги? Он улыбнулся и постарался запомнить это, чтобы обсудить с нею вечером. Спросил себя, который час. Наверняка еще нет семи, ведь не рассвело, подумал он. Машинально взглянул на запястье, но часов не было.

И тут память как стрела пронзила милосердную завесу забвения, которую пытался задернуть рассудок. Тед бросил быстрый взгляд на основание мангала. Коробки с шахматами там уже не было, но помнил он ее даже слишком отчетливо. Хотя только что ему привиделся кошмарный сон, в котором у Холли не было ноги, именно от мысли о коробке с шахматами в жилах застыла кровь.

6

Раз уход в мир иной откладывался, стоило продолжать жить, как ни в чем не бывало следовать повседневной рутине, которая включала и очередной визит к психотерапевту Лоре Хилл. И это в каком-то смысле даже радовало: с нею у него сложились прекрасные отношения. То, что поначалу казалось обязаловкой, предписанием лечащего врача, превратилось со временем чуть ли не в удовольствие. Сам он никогда не обратился бы к психотерапевту, если бы на этом не настоял Кармайкл, но врачу удалось уговорить его. «Когда узнаешь о себе такое, приходится учиться держать себя в руках», – вот его точные слова. Тед перевел их так: Человек с неоперабельной опухолью рано или поздно задумается о том, чтобы вышибить себе мозги. И в этом доктор Кармайкл не ошибался.

Строго говоря, опухоль не была неоперабельной, ее можно было удалить с такой же вероятностью, как попасть баскетбольным мячом в корзину с тридцати метров. Доктор Кармайкл не воспользовался этой метафорой: ему важно было, чтобы пациент не терял надежды, однако Тед, по натуре аналитик и прагматик, быстро расставил в уме все по полочкам. Решать, разумеется, предстояло ему, он мог рискнуть и согласиться на операцию, ожидая чуда, или оставить все как есть. Долго раздумывать не пришлось. Решение было из тех, что он принял заранее, задолго до того, как начались головные боли или стали известны результаты обследования, о которых Кармайкл сообщил ему особым тоном, тем, которым сообщают только самые обескураживающие новости. Возможно, решил все Тед еще несколько десятков лет назад, увидев, как в финале фильма «Пролетая над гнездом кукушки» Джек мотает головой, будто марионетка, оставшаяся без хозяина, а может, и в другой раз, какая разница когда. Последние месяцы он проживет достойно. И если и согласился на первый сеанс с доктором Хилл, то только для того, чтобы Кармайкл верил: все идет так, как задумано. Оно и шло как задумано, но не лечащим врачом, а Тедом, ибо Кармайкл был из тех медиков, что растягивают жизнь пациента до самого последнего мгновения. И не важно, с тридцати, или со ста, или с тысячи метров приходится кидать мяч в корзину.