Читать книгу "Такова торпедная жизнь - Рудольф Гусев"

4. Брыкин Александр Евстатьевич — вице-адмирал, доктор технических наук. Организатор минно-торпедной стрельбы в предвоенный период.

5. Костыгов Борис Дмитриевич — вице-адмирал. Организатор разработки торпедного оружия в период 1938–1983 гг.

6. Скрынский Николай Георгиевич — капитан 1-го ранга, доктор технических наук, профессор. Организатор разработки тепловых торпед в период 1955–1970 гг.

7. Шахнович Валерий Моисеевич — полковник, доктор технических наук, профессор. Руководитель работ, обеспечивших создание первой противолодочной торпеды.

8. Строков Алексей Алексеевич — капитан 1-го ранга. Организатор разработки электрических торпед в период 1953–1980 гг.

9. Коршунов Юрий Леонидович — контр-адмирал, доктор военно-морских наук, профессор. Специалист в области оценки эффективности применения торпедного оружия. Заложил теоретические основы организации торпедной подготовки командиров кораблей с использованием специальных электронных комплексов.

10. Бродский Михаил Александрович — капитан 1-го ранга, кандидат технических наук. Организатор работ по научно-обоснованной эксплуатации торпед на флоте и учету результатов ее при разработке торпед в период 1960–1990 гг.

Я понимаю, что когда составляются подобные списки, всегда есть сомневающиеся и недовольные. А кто так решил? На каком основании? Кто утвердил? Повторяю: за этих специалистов голосовали торпеды. Подобные списки появятся у минеров, ракетчиков-противолодочников, противоминщиков. Важно положить начало. Откроем иконостасы виртуального минного храма грядущим поколениям минеров. Им есть с кого брать пример. Конечно, деятельность «великих» разворачивалась не на пустом месте. Они делегированы «на верх» всем составом членов «Клуба создателей торпед». Среди них талантливые организаторы производства, директора институтов, крупные ученые и инженеры. В послевоенные годы стало очевидно, что без проведения научно-исследовательских работ, без привлечения специализированных НИИ промышленности и АН СССР невозможно создавать новые образцы торпед, удовлетворяющие требованиям времени. Появились кандидаты, а затем и доктора наук по торпедной специальности. Первыми кандидатами наук стали молодые инженеры ЦНИИ «Гидроприбор»: Левин В. А., Шестопалов И. Т., Михайлов Г. П., Антонов Б. П., Тетюева Ю. В., Исаков Р. В., Наумов Ю. Б., Неручев М. Т., Терентьев В. И., Климовец Д. П., Головчанский И. Ф., Александров А. Б., Скоробогатов А. Т. Разработка торпед становилась на научную основу, а круг лиц, решающих научно-технические вопросы в интересах создания новых образцов, расширялся. Решающим условием прогресса явилась подготовка для торпедной отрасли молодых инженеров Ленинградским Кораблестроительным институтом. Минерские кадры здесь «куют» с 1945 года. Первых абитуриентов пришлось разыскивать по деревням Ленинградской области. По воспоминаниям Баранова А. В., одного из первых преподавателей, ему с большим трудом удалось подыскать двенадцать человек, из которых одиннадцать были девушками. С годами ЛКИ стал всесоюзным монополистом в вопросе подготовки специалистов не только для промышленности, но и для ВМФ.

В списке «Клуба создателей торпед» все объединены без указания наименования законченного ВУЗа, времени работы, перечня разработанных торпед или их составных частей, без перечисления занимаемых должностей и без присвоенных ученых званий и Госпремий. Принадлежность их к той или иной организации промышленности также не классифицирована. Торпедному делу они посвятили всю свою жизнь и успели, как правило, послужить и поработать в разных организациях. Их чрезвычайно высокий профессионализм существенно демпфирует расслоение по служебному положению и ученому званию. А объединяет их всех горячее желание крепить военно-морскую мощь страны. Эти люди — гордость России.

Проведем анализ фамилий членов «Клуба создателей торпед». Среди более 500 членов клуба самыми ходовыми являются фамилии, начинающиеся на букву «К» — около 18 %. Наиболее часто встречаются фамилии: Кузнецов, Смирнов, Иванов, Петров, Левин, вплотную за ними следуют Орловы, Николаевы, Алексеевы, Александровы и Гуревичи. То, что увидит в этом самый пытливый читатель, его в шок не приведет. Наконец, ни одна буква алфавита не обижена торпедистами. Хоть по одной фамилии, но имеются и на «Щ», и на «Ц», и на «Ю». Жаль только, что нельзя провести анализ имен торпедистов. Награждая всех, рожденных в России, отчествами, мы в бумагах ставим рядом с фамилиями загадочные инициалы. Придет время, разберемся и с этим.

2

Последняя торпедная атака шефа

Помни войну!

С. О. Макаров

Шефом мы называли между собой начальника нашего Минно-торпедного факультета Училища Инженеров Оружия, Героя Советского Союза капитана I ранга Свердлова Абрама Григорьевича. Кличка, потеряв авторство и первопричину, приобрела дополнительно теплоту, уважение и, отчасти, страх. Писать ее следовало бы с заглавной буквы. Главное: в ней была краткость и абсолютная легальность. Надо сказать, что в те годы слово «шеф» не употреблялось при обращении к водителям такси с просьбой подвезти или вообще к незнакомому человеку с просьбой закурить. Оно носило исключительно первобытный смысл и употреблялось, в основном, на комсомольских собраниях и в передовицах «Правды». Все в ней, применительно к Абраму Григорьевичу, зависело от интонации и контекста. Если, например, в ротном помещении, кто-то громко и испуганно кричал: «Шеф!», это означало, что он еще далеко, но направляется в роту, и можно было успеть поправить прическу, подтянуть ремень, почистить бляху, освежить блеск ботинок о штанины флотских брюк, пригладить одеяло на кровати, навести порядок в тумбочке и ликвидировать еще массу недостатков, о которых постоянно помнишь, но все откладываешь, пока не грянет гром и жареный петух не клюнет тебя в зад. Если слово «Шеф» произносилось шепотом, можно было быть уверенным, что ты потерял постоянную бдительность, увлекся рассматриванием себя в зеркале или рассказом нового анекдота и тебе остается срочно обнаружить Шефа и встать навытяжку. Справедливости ради отмечу, что предполагаемого разноса, чаще всего, не происходило. Просто мы постоянно пугали друг друга начальством, и особенно Шефом. А зря. Мера наказания, вынесенная Шефом за тот или иной промах по службе, была не выше установленного по Училищу прейскуранта, в соответствии с которым, например, неотдание воинской чести в городе оценивалось в тридцать суток без берега, и ни дня меньше, а опоздание в строй гарантировало вечернюю приборку в гальюне как минимум. Но я забежал вперед.

Высшее Военно-Морское училище инженеров оружия находилось на окраине Ленинграда на проспекте Сталина — ныне Московском — в здании, построенном перед самой войной, как Дом Советов. Кругом был пустырь. Теперь это хорошо обустроенный отрезок Московского проспекта, продвинувшегося далеко от старых границ к Пулково. В 1955 году мы были пятым набором в Училище и не подозревали, что всего через пять лет — в 1960 году — будем последним его выпуском. Власти посчитали тогда, что в скором будущем ракеты заменят не только все виды морского оружия, но и ряд классов кораблей. Торпедисты, минеры, артиллеристы с инженерным образованием в этих условиях больше будут не нужны, и Училище было расформировано. Но в 1955 году никто из нас этого не предвидел. Название Училища считалось секретным, на бескозырках курсантов значилось просто «Военно-Морские Силы», однако кондукторши автобусов № 3 и 50, на которых мы добирались для сдачи экзаменов из центра, остановку называли «Оружейкой» и не считали, что раскрывают государственную тайну. Сдавших вступительные экзамены по высказанному желанию распределяли по факультетам и классам, экипировали в морскую форму одежды и направляли проходить курс молодого матроса на Карельский перешеек на Нахимовское озеро. Нас торпедистов оказалось двадцать человек. Столько же минеров, прибористов. За два с небольшим месяца мы стоптали на плацу не одну пару яловых ботинок, получили кровавые мозоли на ладонях от многочисленных шлюпочных гонок, бегали и плавали, изучали уставы, несли караульную службу у пустых сараев, стреляли, бросали гранаты и пели строевые песни. Всей этой каруселью руководил командир роты капитан 3-го ранга Коноплев Георгий Борисович. Его мы между собой мы называли Жорой. Помогали ему десятка полтора старшин и мичманов, так что ни одной минуты мы не были без наблюдения и привыкли к этому. От постоянного общения мы растворились друг в друге и стали братством. В едином порыве мы могли совершить подвиг или любую глупость. Постепенно время подошло к принятию присяги. Все ждали приезда большого начальства: начальника Училища, начальника факультета, т. е. нашего Шефа, гостей. Впервые вместо робы мы надели новенькую форму № 3, лежавшую до этого в морских чемоданах. Наши бескозырки украсили долгожданные ленты. Построились и впервые увидели Шефа в парадной форме при полном комплекте орденов и медалей. Он был высок, сухощав и строг, не делал лишних движений и не говорил лишних слов. Многие из нас впервые с близкого расстояния увидели Звезду Героя, морские ордена Ушакова и Нахимова. Жора скомандовал, мы замерли в строю, и дальше все было, как во сне. Мы поочередно вставали рядом с Шефом и дрожащими голосами клялись не щадить себя, защищая Родину. Он стоял живым примером того, как следует это делать и как отмечает Родина своих героев. Убежден, что такое событие может быть только раз в жизни.