Читать книгу "Королева Кристина - Борис Григорьев"

В 1641 году Кристина и Юхан Казимир в своих письмах обсуждали вопрос о назначении девятнадцатилетнего Карла Густава на должность риксдротса на место умершего Г. Г. Оксеншерны. Существовала теоретическая возможность того, что молодой кузен принцессы стал бы её опекуном. Пятнадцатилетняя принцесса активно вмешиваться в государственные дела ещё не решалась и высказывалась по этому поводу сдержанно, полагая такое назначение нереальным. Опасалась она также и того, что враги партии Юхана Казимира подольют его сыну в пищу «итальянского супчика», то есть яду. Разумеется, заинтересованно и оживлённо обсуждались смерть приёмной матери принцессы Катарины (1638) и бегство Марии Элеоноры во враждебную Данию (1640).

Юхан Казимир присылал Кристине немецкие газеты, а она отчитывалась перед ним о их прочтении и делилась впечатлениями о последних политических событиях: о войне с Данией (1638), которая, по предположениям Кристины, закончится шведской победой, о захвате турками-османами «Вавилона», то есть Багдада (1639), что должно было, по её разумению, привести к миру в «бедной Германии», об эдикте императора Фердинанда III, распорядившегося изгнать всех лютеран из Богемии, что, по мнению принцессы, могло способствовать усилению шведских позиций в Тридцатилетней войне, и др.

Из переписки наглядно видно, какие успехи в приобщении к государственным делам сделала принцесса Кристина под руководством «второго папы» и нового — дополнительного — гувернёра риксмаршала Акселя Банера, брата известного полководца и главнокомандующего шведской армией в Германии Юхана Банера. Из её писем явствует, что она находилась в курсе противоречий, которые существовали между группой Юхана Казимира и клана Оксеншернов. В частности, комментируя в 1641 году начавшиеся переговоры о мире в Германии, она высказывала опасения, что назначенные главами шведской делегации Ю. А. Сальвиус и сын канцлера Юхан Оксеншерна (1612–1657) вряд ли смогут договориться между собой и выработать общую позицию на переговорах. Сама же она втайне симпатизировала более гибкому и опытному в делах Сальвиусу.

К сожалению, дальнейшая судьба принцессы Кристины сложилась таким образом, что животворный контакт с приёмными родителями постепенно угас: после смерти тёти Катарины общение с приёмным отцом стало заочным, а потом прекратилось вовсе. Д. Мэссон справедливо замечает, что если бы принцесса провела больше времени в кругу пфальцских родственников, то, возможно, из неё получилась бы более гармоничная натура, задатки которой у неё, несомненно, присутствовали. Они просто были подавлены тяжестью изнурительной учёбы и рано принятых на себя непосильных обязательств по отношению к будущему государственному поприщу.

Канцлер Оксеншерна, человек высокообразованный и талантливый, сухой прагматик, истый лютеранин, трудоголик, выдающийся дипломат, администратор и ловкий царедворец, символизировал для неё отца-наставника в государственных делах, а преподобный Маттиэ — наставника в науках. Конечно, роль канцлера, занявшего свой пост ещё в 1612 году, в воспитании Кристины как будущего монарха велика и неоспорима. В этом неоднократно и подробно признавалась и сама героиня нашей книги. «Я любила этого великого государственного мужа как второго отца», — пишет она в автобиографии. Его влияние на формирование государственных взглядов принцессы было таким же всемогущим и всеобъемлющим, как велики и всемогущи были его знания, опыт и заслуги перед страной. Аксель Оксеншерна, этот шведский кардинал Ришелье, с полным основанием мог сказать: «Шведское государство, шведское великодержавие — это я».

Кристина: «После возвращения из Германии канцлер проводил со мной по три-четыре часа ежедневно и учил меня понимать мой долг. Именно ему я собственно обязана искусству управлять страной». Принцесса, пока находилась под опекой, слушалась его беспрекословно во всём. Потом, став совершеннолетней правительницей, она обнаружила, что Оксеншерна заботится не только о Шведском государстве, но и о благополучии аристократии за счёт других слоёв населения. Это станет причиной непримиримого конфликта, и канцлер найдёт в ней достойную противницу.

Юханнес Маттиэ (1593–1670), наставник принцессы по наукам и образованию, был, по мнению Л. Ослунда, культурным и образованным человеком, выдающимся шведским церковным деятелем, гуманистом и настоящим европейцем. Он, как и многие шведы того времени, учился в Германии, стал профессором поэзии в Упсальском университете, занимался теологией, филологией и другими гуманитарными науками.

Король Густав сделал его в своё время старшим дворцовым проповедником и возил с собой по Германии. В 1632 году король приказал ему вернуться в Швецию и стать учителем дочери. После гибели короля Маттиэ некоторое время был вынужден оставаться при вдовствующей королеве и только в феврале 1633 года приступил к своим учительским обязанностям в королевском дворце.

Но прежде всего учитель был страстным экуменистом, мечтавшим и работавшим над тем, чтобы сблизить между собой различные церкви. Экуменизм Ю. Маттиэ предполагал открытое отношение к другим ветвям христианства и критический взгляд на шведское лютеранство, а это вызывало сильную неприязнь лютеранских ортодоксов и самого канцлера Оксеншерны.

Несмотря на поддержку королевы Кристины, Маттиэ потерпит в своих начинаниях полный крах. Но семена здорового скептицизма и интереса к религии и философии в душе ученицы он посеет. Они упадут на благодатную почву, дадут всходы, мутируют под влиянием других учителей и веяний и будут способствовать формированию из неё королевы-вольнодумки. Но это произойдёт позже. А пока же Кристина с утра до вечера сидела за книгами, жадно поглощала знания, размышляла и обсуждала прочитанное со своим учителем.

Ю. Маттиэ по меркам того времени, хотя и не был Яном Коменским, обладал тем не менее неплохими педагогическими способностями и, кроме гувернёрства в королевском дворце, являлся ещё ректором так называемой Collegium illustre — академии для молодых дворян, которые учились по составленному им плану. Его августейшая ученица была весьма восприимчива к знаниям. Казалось, симбиоз в результате должен был получиться великолепным.

По части образовательной оно так и получилось, чего нельзя было сказать о развитии и воспитании. Как пишет американка Маргарет Голдсмит, средневековые «тьюторы» принцессы так увлеклись способностями своей ученицы, что пропустили, может быть, самое главное: они не научили её оригинальности мышления и творческому осмыслению заученного. Она многое, может быть, слишком многое для своего возраста, узнала, но не была способна формулировать собственные идеи. Её эмоции далеко отставали от интеллекта, а её ум уподобился пышно расцветшему дереву, на котором не завязался ни один плод.

Пустоцвет.

А когда Кристина делала попытки осмыслить полученные знания, учителя, в первую очередь Маттиэ, грубо прерывали их и душили проявления творческой инициативы в самом их начале.

Детство Кристины превратилось в сплошной академический процесс обучения. Вся её энергия изо дня в день была направлена на тренировку ума. Ей не позволялось быть просто ребёнком, всё время от неё ожидали реакции взрослого человека, взрослой женщины. Ей не дозволяли побегать, порезвиться или поиграть, когда захочется. У неё не было друзей, да на них просто не хватало времени. Её день был строго расписан по часам и минутам. Она не имела никакого досуга, когда можно было бы поразмышлять или отдохнуть.