Читать книгу "На берегу неба - Василий Голованов"

– Здравствуй, я вижу тебя, – произнес я.

Она не ответила.

Похоже, я слишком дерзко обошелся с ней, ворвавшись к ней среди ночи.

Очень скоро я заблудился: «коридор» тропы, на которую я свернул на очередном повороте, вдруг утратил четкость очертаний и раздробился на какие-то почти невидимые звериные лазы с провалами в черноту, и я очутился в молодом непроходимом ельнике, придавленном сверху тьмой более старого леса. Увлеченный съемками «духов» я не очень-то отслеживал направление и, естественно, сбился с пути… Я лег на землю и включил фонарь: вокруг было самое дно океана жизни. Коричневые сухие веточки молодых елок, их стволики, корни, опавшая розоватая хвоя, на которой ничего не росло, кроме белесоватых полупрозрачных грибов на тонких ножках. Я выключил фонарь и несколько минут лежал на земле, вслушиваясь в темноту. Слух не принес мне подсказки, но в то же время я вдруг совершенно отчетливо понял, что нахожусь где-то у самого рва, к которому дед привел нас когда-то, надеясь, что это поможет нам отыскать карьеры… И мне вдруг неожиданно-больно стало за болото, обескровленное этой мелиоративной канавой, болото, которое – как же я раньше-то не понимал?! – и было сердцем леса, медленно пульсирующим сердцем, оделяющим лес избытком своей влаги. Ведь недаром же дед называл остров «Островом»! Клин старых, никогда человеком не тронутых, боровых сосен был именно островом посреди длинного мокрого луга, посредством которого болото оделяло влагой весь лес, а сейчас, когда воду в мертвом искусственном желобе пустили краем, в обход леса, лес должен был сохнуть и болеть…

Я поднялся с земли и зашагал, даже не зажигая фонаря, в нужном, как мне казалось, направлении. И правда, скоро я нашел лесную дорогу, которая вела в поля за болотом и дальше, в село Степаньково. Переходя ров через бревенчатый мост, я посветил вниз фонариком: теперь из болота стекал уже не ручей, а едва заметная струйка красноватой воды. Через три минуты я вышел к полям, на опушку леса. Поля в тот год были заброшены, в них жила и колосилась разная трава, семена которой прижились на бывшей пашне. Я раскатал «пенку» и тут, на опушке, устроил себе ночлег. Над полем величественно развернулась звездная скрижаль. Я направил на звезды камеру: но она не различала звезд. Тогда, накинув на голову капюшон куртки, я приготовился спать. Не тут-то было! Почти сразу же – я еще не успел оторвать глаз от ночного неба – каким-то промельком, стоп-кадром продолжительностью в 1/30 секунды надо мной беззвучно зависла сова. И тут же как будто включили транзистор: четкий, назойливый, хрипящий звук где-то там, в стороне болота. Скорее, за болотом. Звук мотора, перегазовка и еще более низкий, надсадный гул с трудом ворочающихся шестерней и колес. Я вскочил.

Танк?!

Да нет же, не может быть, просто пьяные лесники проспались и вывозят с делянки лес. Или зацепили лишнего, воруют ночью…

Вдруг я услышал давно знакомые голоса:

– У меня опять изжога, – послышался голос механика. – И голова мерзнет. Что это там за шум? С тех пор как этот проклятый старик унес мою каску, мне не во что прятать свои мозги. Приходится обматывать их сфагнумом и соломой. Но это вредно, кожа на черепе может совсем сопреть… У меня понос и изжога вот уже 55 лет, и черт меня возьми, если нам не пора убираться отсюда… Подумайте, командир – ведь терять нам нечего. По-моему одна-единственная попытка вырваться из этого времени нам не помешала бы, хотя мы, в общем, обжились в нем, а за все попытки прорыва из своего времени люди порой платили весьма дорогую цену: развоплощение… сумасшествие… смерть…

Я схватил камеру и фонарь и побежал к болоту. В этих местах я не был очень давно и только помнил, что проклятые мелиораторы окопали болото опоясывающим рвом, свалиться в который, особенно ночью, почти наверняка означало утонуть. Но и утонуть было невозможно: фонарик уперся во влажную грязь, слишком жидкую, чтобы ходить по ней, и слишком густую, чтобы в ней плыть. Шаркнув фонариком налево-направо, я увидел березовые слеги, перекинутые через затянувшийся ров, и одним махом проскочил на болото. Вода местами еще чавкала, но почва не ходила под ногами, как тогда, в детстве. Я побежал.

Опять – близко, будто из соседней комнаты – я услышал голоса. Говорил командир. Я помнил его голос! Сейчас главное – снять их на камеру и показать Алешке, потому что, кроме него, никто даже не поймет и не поверит, что это – ну, не простое кино.

– Знаешь что я скажу тебе, друг? Когда-нибудь мы, конечно, попробуем вырваться из-под того колпака, в котором оказались. По крайней мере потому – эй, слышите? это опять их бронетехника! – по крайней мере потому, что они, в конце концов, доберутся до нас, когда сведут весь лес.

– Никакая это не бронетехника, – возразил механик с опревшей головой. – Это люди из лесничества: крадут лес и торгуют им направо и налево. Воровство всегда было бичом этой страны… Я знаю это еще из описаний академиков Екатерины Великой…

– Если это воришки, то надо их проучить, – сказал командир. – Я не люблю воровства. Я люблю Ordnung.

– У меня в распоряжении, – произнес стрелок, – всего один снаряд, которого я при всем желании не могу использовать, и несколько глиняных пуль. Хорошо, что хоть их-то мы сделали.

– Надо подойти поближе и попробовать хотя бы напугать их, – сказал командир. – Иначе нашему танку просто негде будет маневрировать. Собственно говоря, я давно сжился с этой страной, и даже сросся… Не знаю, что будет точнее, потому что, кажется, во мне все больше вещества растительной природы… Я не питаю ни к кому вражды – ни к этим дачникам, ни к этим лесникам. Но на территории, вверенной моему подразделению, порядок должен поддерживаться… Это выше меня. Пусть даже мы вынуждены будем пустить в ход оружие…

– Я всегда говорил и говорю, не надо было есть эти русские грибы, они слишком похожи на поганки и не доведут нас до добра… Мы все здесь пустим корни…

Я услышал, как во тьме тронулась машина.

– Это они, – сказал командир. – Товсь!

На повороте лесной дороги, по оси оседая в грязь, показался лесовоз с зажженными фарами. Буксуя в жидкой глине, он пер десяток стволов первосортного леса.

– Feuer! – скомандовал командир.

Раздался треск, похожий на треск лопнувшего дерева.

– Блин, Митрич, я весь в говне, твою мать! – закричал кто-то в ночи. – И стекло разбито. Что за ё…? У меня кровь на животе, что за ё…?! Двигатель лесовоза заглох.

– А! – пьяно запаляясь, прокричал бригадир. – Доставай топоры, Иван, увидишь танк – это будет серый такой танк, как будто старинной марки, – руби его к чертовой матери!!

– Какой еще танк? Дай фонарь! – завопил Иван. – Дай фонарь, а то страшно что-то!

– Воровать не страшно, а танк порубать страшно? – рассмеялся бригадир. – Ты мне это брось. Они ж призраки! – и бросился на голоса.

Я кинулся на помощь немцам, потому что они защищали лес. Не помня себя, я бежал наперерез через болото, не боясь провалиться, ибо болото и вправду почти высохло за последние тридцать лет, но в темноте все время спотыкался о кочки и падал и потом никак не мог точно понять, где они, ибо лес стоял предо мной как черная стена и я только слышал их ругань в тишине, но не видел самого боя.