Читать книгу "Он, она и патроны - Александр Тамоников"

Всех обуяло неприятное предчувствие. А кого‑то из присутствующих — ОЧЕНЬ неприятное. Но выбора не оставалось, и бежать было некуда. Их затолкали в огромную угловатую палатку, переполненную беженцами. Под этим «шатром» нашли пристанище не менее ста душ. Примитивные раскладные кровати стояли очень тесно. На всех кроватей не хватило — использовались деревянные поддоны, чтобы не холодило от земли (в середине марта даже на юге Европы сохранялась прохлада), а сверху на них укладывали надувные матрасы. Спальные места для группы нашлись в дальнем конце палатки — пришлось согнать парочку «посторонних». Дорога измотала всех, и люди растянулись на матрасах, укрывшись пыльными одеялами.

И снова Мансур вертелся и не мог уснуть. В конце концов, Аллаху виднее. Он будет просто плыть по течению! Здесь находились не только арабы — были афганцы, были выходцы с африканского континента. Даже к ночи гул не унимался. В тусклом свете сновали фигуры, переплетались в причудливые тени. Кто‑то стонал, ругался, требовал доктора. Кто‑то жаловался собеседнику: уже две недели мурыжат в этом лагере! Приятеля с семьей на днях выгнали, депортировали обратно в Судан, как будто там он сможет что‑то заработать! С таким трудом перебрались через Ливию, через Средиземное море… Люди умирают от голода, от холода, а европейские страны делят квоты на прием беженцев и никак не могут прийти к согласию! Трое уже умерли в этом лагере! «Нас здесь никто не любит, — тоскливо думал Мансур. — У них своя жизнь, куда мы все лезем со своими чуждыми для них нравами и обычаями?» Из Интернета он знал, с каким скрипом идет прием беженцев. Знал, с каким воодушевлением свежеиспеченные беженцы пополняют криминальные сводки, как чувствуют себя хозяевами, требуют исключительного к себе отношения. Знал, какое свинство его собратья по вере затеяли на Рождество в Кельне — тогда насилию и домогательствам подверглись не менее полутора тысяч немок! И ведь все сходило с рук. Закрывали глаза, корректировали статистику — а все потому, что Ее величество Толерантность правит Новым и Старым Светом!

Утро началось с форменного ужаса. Очнулись в семь утра от вопля в исполнении какой‑то толстой негритянки. Женщина орала так, что позавидовала бы полицейская сирена. Оказалось, что на крайних матрасах лежат два мертвых окровавленных тела! Беднягам во сне перерезали глотки — да так мастерски, что не очнулись даже те, кто находился рядом. Кровь уже высохла, лица бедняг вспучились, глаза вылезли из орбит. Их с трудом узнали. Али Рашид и его молодая жена Хануф! Их баулы, вывернутые наизнанку, валялись рядом…

Заплакали дети, заголосили женщины. Виам, закрывая лицо и рыдая, шептала, что это могло случиться и с ними! Мансур заставил ее отвернуться, шептал слова утешения, хотя у самого тошнота стояла поперек горла. Мужчины обступили мертвецов и с любопытством разглядывали их. Прибежали разгневанные европейцы, медики с носилками. Представитель полицейского управления угрюмо посматривал на всех. Проводить полноценное расследование никто не собирался — обычная «бытовая» поножовщина, но соблюсти видимость процедур должностные лица обязаны. Прибыли другие полицейские, стали осматривать место преступления, опрашивать очевидцев. А люди, расползаясь по лежанкам, твердили одно и то же: мы спали, ничего не видели. Прибывших из Аль‑Саида почему‑то никто не допрашивал. Они сидели тесной кучкой, злобно смотрели на происходящее. Мертвецов накрыли и унесли. Потом опять разгорелась шумиха. К полицейским подошел какой‑то невзрачный тип, похожий на афганского пуштуна, и начал что‑то говорить, воровато блуждая глазами. Проблема перевода, видимо, не стояла. Полицейские насторожились, кинулись за «пуштуном» в другой конец палатки, где шла драка. Похоже, нашли виновного. У преступника обнаружили нож! Он сам его выхватил, начал махать перед носом представителя законности. Это был араб, глаза его затравленно метались. Убивал ли он кого‑то минувшей ночью, неизвестно, но все сложилось крайне удачно. Он так махал ножом, что порезал руку одному из полицейских, и пришлось применить электрошок. Но араб все равно брыкался, когда его вытаскивали из палатки. «Свидетель» с пуштунской внешностью быстро пропал, никто его больше не видел. Да и группа «беженцев» в лагере не задержалась. Прибыли знакомые греки с «узи» под мышками, стали подавать нетерпеливые знаки. Из палатки обнаружился дополнительный выход, затянутый шнурком. Людей погнали к КПП, служащие которого вдруг потеряли к ним всяческий интерес. Только члены дружины по борьбе с мигрантами смотрели на них с презрением. Тринадцать человек с вещами в мгновение ока оказались на территории Македонии, о существовании которой многие даже не подозревали! С обратной стороны у КПП стоял автобус. По команде старшего, «беженцы» начали занимать места. Подъехала машина миграционной службы. Из автобуса вышел зевающий шофер, показал бумагу представителю государственной структуры. Тот сухо кивнул, отдал честь, и через мгновение машина испарилась.

Измученные люди спали без задних ног. За окнами проплывали сельские пейзажи бывшей Югославии, Венгрии, Австрии. Дороги были идеальными — даже в сельской глубинке. Большие города объезжали стороной. Сопровождающие общались между собой на каком‑то восточноевропейском языке. Один из них — небритый, стриженный почти «под ноль», вожделенно поглядывал на Виам, пренебрежительно — на Мансура, но так и не решился ни на что.

Снова ночь, утро. Австрийские дороги, далекие Альпийские горы слева по курсу… Снова биотуалет, раздача упакованных продуктов, воды. Измученные дети почти постоянно спали. На автозаправках пассажиров не выпускали даже размять ноги. Документы ни разу не проверяли. На австро‑германской границе, которая являлась лишь условной линией, пассажиров выпустили из автобуса — но лишь затем, чтобы пересадить в другой! Вместительный черный минивэн с «благородной» звездой «Мерседеса» на капоте! Остаток пути люди ехали в комфорте — хотя уже окончательно утратили представление о том, где находятся.

Финальной точкой маршрута стал городок Альцбург в земле Баден‑Вюртемберг — в 15 километрах от французской границы, между Фрайбургом и швейцарским Базелем. Типичный старый городок, сконцентрированный в долине между лесистыми холмами. Много зелени, парков, узкие булыжные улочки между старинными кирпичными и каменными домами. Черепичные крыши, купола католических церквей, окрашенные в бирюзовые и темно‑малиновые цвета. По городу змейкой вилась небольшая речушка — и через нее лишь в черте города было переброшено не менее десятка мостов. Впрочем, пассажирам все это было неведомо. Они не представляли, где находятся. Все окна в салоне были плотно задернуты, кабину отделяла непроницаемая стена, а тяжелые взгляды охранников полностью отбивали охоту нарушать табу. Машина въехала на тесную Гюнтерштрассе, застроенную трехэтажными домами в стиле фахверк, свернула в переулок за ухоженным сквером и вскоре проехала мимо решетчатых ворот, которые «самостоятельно» за ними закрылись. Хвойные деревья закрыли машину от взоров с улицы. Вечнозеленая «маскировка» работала круглогодично. Небольшой проезд через зеленые насаждения — и распахнулся старый двухэтажный особняк с затейливыми балконами и остроконечными башенками — какой‑то театральный, кукольный…

Но здесь все было серьезно. Особняк и территория вокруг него принадлежали организации, которая предпочитала себя не афишировать. Документы на недвижимость были оформлены через подставных лиц. За периметром наблюдали невидимые глазу видеокамеры. Строгие таблички предупреждали о нежелательности пересечения границы частной собственности. По участку ходили люди в штатском с доберманами на поводках. В доме особой роскоши не наблюдалось — все было строго, удобно, функционально. Гостиная на первом этаже, бильярдная комната, библиотека. Лестница наверх из просторного холла, там располагались гостевые апартаменты — не впечатляющие кубатурой, но чистые и опрятные. Все окна второго этажа были заделаны решетками. За порядком в доме следили безмолвные непривлекательные женщины с азиатской внешностью. «Беженцев» быстро переправили в дом. Охранники переговаривались между собой по рации: все чисто, «хвоста» не было, любопытствующие горожане тоже не отметились. Кому интересен черный «Мерседес», въезжающий в частные владения? Семьи распределили по апартаментам, и женщины и дети легли отдыхать (им запретили выходить из помещений). Мужчинам же, кроме Мансура Хамиля, предложили быстро привести себя в порядок и посетить гостиную…