Читать книгу "Мой милый Фантомас (сборник) - Виктор Брусницин"

Коля-Вася — этот прибыл прямиком на мацепуре — облокотившись о перила крыльца лабаза, жадно со свистом, гораздо втягивая щеки, сосал папиросу. Невольно, в соответствии с пейзажем коротко дергал плечами, хрипло и тихо рычал: «На… В сопату… Ха ему в глаз…» Нервно бросил об пол окурок, топнув, размазал и, вскрикнув «А, ссуки!», ринулся.

— Колька, сволочь! — озабоченно и вместе гордо пискнула вослед Нюся. Данилович рядом безмолвно, стиснув зубы, подпрыгивал на сильно согнутых ногах.

Миша Вульф на баталию припозднился — рыбалка оттянула. Однако концовку зацепил. И внятно. Когда он втиснулся в любезность, сразу угадал именно на Быка. Тот потрепан был справно, отсюда при озлоблении. На Мишу таковое и переместил — ахнул в глаз сердечному сугубо, неделю око сияло. Словом, все чин-чином. Если бы не…

Это случилось, уже когда председатель Фирсов и Юрий Карлович вбежали в ареал сечи и громогласно потребовали изменить поведение. Молодежь утихомирилась, признаться, быстро, все отслонились друг от друга и, покрикивая хрипловато и обессилено, сплевывая кровь и зубы, рассредоточились хоть и не браво, но, по крайней мере, в вертикальном виде. Впрочем, не без угрожающих ремарок и обещаний относительно «еще сочтемся, копите больничное белье». Последним поле брани покидал Докучаев, он, солидно припадая, измято вообще и, что характерно, немо, плелся — сил явно не оставалось сообщить что-либо язвительное. Заметим, как раз выюркнуло солнце и некий заинтересованный петух, увлеченно расположившийся на плетне, оттрубил, по всей вероятности, отбой. И тут…

Никто впоследствии так и не смог уточнить, откуда он взялся. (Помимо следователя Миши — но об этом чуть погодя.) На арене образовался дружище Антей. Он выбежал в центр поляны и вкопано остановился. А далее очень внятно и веско произнес: «Бо-о!!!»

Надо сказать, появление его не вызвало резкого удивления — вероятно, сражение удалило впечатлительность — и только Ванька Докучаев обернулся всем корпусом, долго и внимательно смотрел в сородича. И затем, подмигнув — это подтвердили позже все очевидцы — развернулся и почапал дальше. То же самое совершил бык: мигнул (правда обеими глазами), сделал оборот и потрусил прочь по проулку, что шел чуть вбок от церкви на Верхнюю улицу… А вот наше обещание насчет Миши. Он был готов поклясться: в тени проулка мелькнула обвислая шляпа Герасима.

Здесь-то все и увидели. Саня Старицын, родной брат Светки, неподвижно лежал в неглубокой впадине.

Саша получил солидную травму. Его увезли в районный центр — там недавно построили новую больницу — ставить диагноз, на худой конец, подлечить (интересовалась районная милиция, но Фирсов все взял на себя)… Справедливости ради отметим, относительно неподвижности судачили не сильно — жив и ладно, случай не единственный. Пересудов в связи со сражением вообще было много. Ершов, например, утверждал: «вкекежил» Старицыну дрыном Ванька. Сзади. Поверили, разумеется, преочень.

Вечером того же праздника раскрылся секрет с записками — Светка не сдюжила, коль скоро испытала сильное переживание за брата, ибо диагноз поставили серьезный. Дело в том, что, когда в больнице парня переодевали и родные забрали окровавленную одежду, в кармане пиджака обнаружилось начертание Фантомаса из первых — «мне нужен труп». Мать взвыла. Светка перетрусила и второпях выложила всю шутку. Записка же, дескать, родному брату была адресована исключительно из озорства, поскольку тот недавно угостил родственницу дюжим шлепком по случаю продажи парня родителю в одном щекотливом обстоятельстве.

Был обнародован перечень. Кстати о цифрах — проставляла таковые Света произвольно, исключительно в качестве лепты, потому что основную работу проделала подруга. Танюшку, к слову, как зачинщицу, папа Миша для одобрения общества выдрал… Так на другой день состоялось окончательное непотребство.

* * *

Вечерело, в воздухе была рассеяна несколько трагическая пыльца заката, макушки старых развесистых тополей славно горели золотом в лучах низкого солнца. Стоял умеренный и достойный звон уставшего дня. Подле сельпо дежурно кучковался народец — обсосав в который раз войну, перешли на мирное время. Куманиха, взбодрив голову и доказательно поджимая нижнюю губу после каждой фразы, информировала: «робятенок», что родился у Пястовых, на Володьку вовсе не похож, а в Ратниковскую породу. Тетя Паня, однако, настаивала, что родинка за ухом у парнишки куда как Вовкина… Вдруг Танюшка Митина ошалело и громко ойкнула. Все, взглянув на нее, обернулись, следуя выпученному взгляду. И увидели…

На коне, резвой иноходью, на фоне зари, по церковной возвышенности передвигался на виду всего собрания некто. Осанка была безупречна, выездка чудовищно воскрешала Сеню Ухо — он аналогичным образом, бывало, имел привычку продефилировать по деревне. Правда, наряд незнакомца был противоположен. С плеч красиво, покрывая зад коня, свисал тонкий плащ. На голове красовалась маска, неотличимая от той, что недавно продемонстрировал в фильме известный злодей. Будьте добры пожаловать — мсье Фантомас, собственной персоной. Он проехал перед церковью — мерный цокот копыт бил, точно колокол — и, степенно завернув за крыло, исчез.

Акция имела бесподобный эффект. Зрители обмерли, Нюся всей тучностью, плашмя хлопнулась в обморок. Тетя Паня тоже стала заваливаться, но ее подпер Данилович. У Куманихи исчезла речь и апоплексическим образом перекосило щеку. Однако самый замечательный факт был таков — Егор Ершов основательно опростался. Вначале-то никто не заметил — уж когда маленько слегла оторопь, кто-то обратил внимание, что волосы конюха торчат дыбом, и затем, охватив пострадавшего взглядом, все увидели разъехавшееся пятно на штанах и лужу под мужиком, а помимо, фундаментальный запах. Словом, Егорушка вышел из всех отхожих отверстий. Сам оказией не проникся, потому как оживал долго. И только очнувшись и углядев соболезнующие взгляды (все очень понимали случай), окунул голову вниз — достигши реальности звучно сматерился, засучил ногами и суетливо и скомкано улепетнул.

Помните? Второе послание относительно позора было адресовано именно Ершову. Этот факт составил ужас ничуть не меньший, чем само явление товарища Фантомаса, ибо заподозрить девчат и вообще тут явилось чересчур нахально — тем более после признания. Еще, — это взял на заметку Миша. Именно Ершов самым основательным образом грешил в случае со Старицыным на старания Ваньки Быка.

Состоялись мелочи. Вечером Танька, укорённая, наверняка, физическим претерпением, насела на подельницу, имея в виду дефиле Фантомаса, возмущенно пытала: «Ты — признавайся!»

— Честное пионерское, не я! — перекрестила грудь Светка. — Ты чо, ополоумела ли чо?! Где я тебе маску возьму — да еще плащ! — Догадалась: — Я ж с тобой рядом стояла!!

По лицу Танюшки, однако, ползало сомнение. Расходились девчата молчаливые. А на другой день Света слегла с воспалением легких, поместили в одно учреждение с братом. Родители болезной насели на подруженьку, однако та божилась, что относительно Светки официального документа не было. На всякий случай отчаянно ревела… Между тем события приобретали принцип совершенно уже убедительный.

* * *