Читать книгу "Предводитель волков - Александр Дюма"

Впрочем, владелец старого замка не был злым человеком и, как говорили те, кто достаточно хорошо его знал и судил о нем не поверхностно, мог скорее испугать, чем причинить вред.

Разумеется, это касалось только людей. Для обитавших в лесах зверей это был смертельный враг, жестокий и беспощадный.

Сеньор Жан был начальником волчьей охоты у монсеньера Луи Филиппа, герцога Орлеанского, четвертого по счету из носивших это имя; эта должность давала ему возможность удовлетворить свою необузданную страсть к охоте.

Если речь шла о любом другом предмете, барона Жана, хоть и не без труда, все-таки можно было переубедить; но во всем, что касалось охоты — если только благородный сеньор забивал себе что-либо в голову, — он должен был высказаться до конца и добиться своего.

Как рассказывали, он был женат на незаконнорожденной дочери принца; это родство вместе со званием начальника волчьей охоты давало ему почти неограниченную власть во владениях его прославленного тестя — власть, которую никто не решался оспорить, особенно с тех пор, как его высочество герцог Орлеанский в 1773 году женился вторым браком на г-же де Монтессон и почти перестал появляться в своем замке в Виллер-Котре, а жил в прелестном доме в Баньоле, принимал там самых остроумных людей того времени и играл в комедиях.

Ни одного Божьего дня — радовалась ли земля солнцу, грустила ли под дождем, укрывала ли зима поля белым саваном, разворачивала ли весна на лугах свой зеленый ковер, — ни одного дня не проходило без того, чтобы от восьми до девяти часов утра ворота замка не распахивались настежь и в них не появился бы сеньор Жан. За ним шел главный доезжачий Маркотт, за Маркоттом — охотники, следом слуги вели на сворах собак под присмотром метра Ангулевана, помощника доезжачего, который, подобно палачу в Германии, шествующему после знати и впереди мещанства как последний из дворян и первый мещанин, шел позади охотников и впереди псарей.

Вся эта охота была богато снаряжена: английские лошади, французские собаки; лошадей было двенадцать, собак — сорок.

С этими двенадцатью лошадьми и сорока собаками барон Жан шел на любого зверя.

Чаще всего он охотился на волка, что соответствовало его званию. Настоящий охотник поймет, насколько барон был уверен в чутье и выносливости своих собак: после волка приходил черед кабана, за кабаном следовал олень, за оленем — лань, за ланью — косуля. Если же слуги, ведущие поиск, возвращались ни с чем, барон спускал собак и кидался на первого попавшегося зайца. Мы уже говорили, что достойный сеньор охотился каждый день: ему легче было сутки не есть и не пить — хотя он часто испытывал жажду, — чем двадцать четыре часа не видеть, как собаки травят зверя.

Но, как всем известно, охота не всегда бывает удачной даже с самыми лучшими собаками и самыми быстрыми лошадьми.

Однажды Маркотт явился на место встречи сильно сконфуженный.

— Ну, Маркотт, что случилось? — нахмурившись, спросил барон Жан. — По твоему лицу видно, что охота сегодня будет плохая.

Маркотт покачал головой.

— Говори же, — с нетерпеливым жестом приказал сеньор Жан.

— Дело в том, монсеньер, что я видел черного волка.

— А! — воскликнул барон, и глаза его загорелись.

В самом деле, достойный сеньор уже в пятый или в шестой раз поднимал этого зверя, которого так легко было узнать из-за необычного цвета шерсти, но ни разу ему не удалось ни приблизиться к нему на расстояние выстрела, ни загнать его.

— Да, — продолжал Маркотт, — но проклятый волк за ночь так запутал следы, что, обойдя половину леса, я вышел к своей первой метке.

— Так что же, Маркотт, ты считаешь, мы не сможем подойти к этому животному?

— Думаю, нам это не удастся.

— Клянусь всеми чертями! — воскликнул сеньор Жан, самый большой любитель божиться со времен Нимрода, — я сегодня неважно себя чувствую, и, для того чтобы поправиться, мне необходимо затравить зверя — все равно какого. Послушай, Маркотт, кем мы можем заменить этого проклятого черного волка?

— Да я так был занят им, — ответил Маркотт, — что других не трогал. Может быть, монсеньеру угодно спустить собак и погнаться за первым попавшимся зверем?

Барон Жан собрался предложить Маркотту поступить так, как тот сочтет нужным, но в это время к ним со шляпой в руке приблизился Ангулеван.

— Постой, — сказал барон Жан. — Кажется, метр Ангулеван хочет дать нам совет.

— Я не смею советовать такому благородному сеньору, как вы, — и Ангулеван постарался придать своей лукавой и насмешливой физиономии смиренное выражение, — но считаю своим долгом сообщить вам, что неподалеку видел великолепного оленя.

— Ну-ка, поглядим на твоего великолепного оленя, Ангулеван, — ответил начальник волчьей охоты, — и если ты не ошибся — получишь вот это новенькое экю.

— Где олень? — спросил Маркотт. — Берегись, если из-за тебя мы зря спустим собак!

— Дайте мне пока Матадора и Юпитера, а там будет видно. Матадор и Юпитер были две лучшие гончие собаки сеньора де Веза.

Не успел Ангулеван пройти за ними и ста шагов по кустарникам, как по лаю собак и по дрожанию их хвостов понял, что они напали на след.

В самом деле, почти сразу показался великолепный семилетний олень. Вся стая псов присоединилась к двум ветеранам. «Берегись!»— закричал Маркотт; потом он затрубил в рог, и охота началась, к большому удовольствию сеньора де Веза, который, продолжая сожалеть о черном волке, все же за неимением лучшего соглашался на семилетнего оленя.

Охота продолжалась уже два часа, но олень держался. Сначала он увел за собой всю стаю из маленького леса Арамона к дороге Висельника, оттуда, не теряя гордого вида, — в Уаньи: олень был не из тех животных, что дают схватить себя за хвост любой паршивой таксе.

Все же у Бур-Фонтена олень стал уставать, ему уже трудно было уходить от преследования, и он начал петлять.

Сначала он вошел в ручей, вытекающий из Безмонского пруда и впадающий в Бурский пруд, поднялся по нему на одну восьмую льё — вода доходила ему до подколенок, — скакнул вправо, вернулся в ложе ручья, скакнул влево, а затем стал убегать так стремительно, как позволяли ему оставшиеся силы.

Но собак сеньора Жана не так легко было сбить со следа.

Умные и породистые псы сами разделили обязанности между собой. Одни побежали вверх по ручью, другие — вниз, одни искали справа, другие — слева, и вскоре им удалось разгадать хитрость зверя; стоило одной из собак залаять, и вся стая тут же оказалась рядом, продолжая преследовать оленя с тем же пылом и страстью, как будто он был в двадцати шагах перед ними.

Охотники, продолжая скакать и трубить, и собаки, не переставая лаять, приблизились к прудам Сент-Антуана, расположенным в нескольких сотнях шагов от опушки Уаньи.