Читать книгу "Рыцари Дикого поля - Богдан Сушинский"

— Вы католичка?

— И даже иезуитка, — с явным вызовом уточнила женщина.

— «И даже».

— Надеюсь, припасть к кресту на моем теле вам помешает не это? — с убийственной точностью вычитала его мысли черноволосая.

Округлые, отданные вечному загару щеки ее украшали две обескураживающие ямочки, способные увлечь кого угодно, даже если он смертельно ненавидит учение Игнация Лойолы и всех его последователей.

— Вы храбры, — неуверенно сказал Гяур. Однако девушка уже подалась к нему всем телом, и грудь ее еще более вызывающе потянулась к его губам.

— Храбрая, да. Вот только говорите вы об этом слишком неуверенно, — почти прошептала девушка. — Откуда у вас столько покаянной неуверенности, мой бродячий рыцарь?

Губы иезуитки показались князю чуть тоньше тех, к которым он привык, целуя Диану де Ляфер. Только у Дианы они, наверное, были чуть нежнее и трепетнее. Возможно, графиня всего лишь лучше, чувственнее играла влюбленность? Не исключено. Как бы там ни было, а графиня нравилась ему такой, каковой она обычно представала. Может быть, именно поэтому князю и легко было с Дианой, что образ этой женщины не нужно было ни придумывать, ни каким-то образом… додумывать, приукрашивать.

Впрочем, о графине Одар сейчас старался не вспоминать — богохульствуя, не стоит молиться. А то, что без богохульства и первородного греха во время этой встречи не обойдется, в этом князь уже не сомневался.

И все же… Эта пленяющая грудь и этот огромный мученический крест, на котором, судя по всему, был распят уже не один страдалец, рискнувший причаститься грудью иезуитки…

Гяур вдруг ощутил, что его охватила мстительная ярость. Раскинув руки с широко растопыренными, слегка дрожащими от волнения пальцами, он азартно поймал в них, словно в сети, обе груди девушки, и сжал их так, что брюнетка вскрикнула и приподнялась на носках. Но при этом она не попыталась вырваться или позвать на помощь, а, наоборот, еще отважнее подалась навстречу его поцелую. Лишь в последнее мгновение князь проскользнул устами мимо ее уст и сделал то, что намеревался — слегка преклонив колено, подобострастно припал к распятию.

— Эй-эй! Эй! Что за страсти Господни? — захватила его за волосы на затылке девушка. — Я, конечно, ценю ваши христианские чувства. Но не так же неистово, князь Одар-Гяур, не так неистово! Я не могу позволить, чтобы каждый последователь Иисуса предавал себя распятию на моей груди.

Однако полковник словно бы не слышал ее. Страстно повертел головой, как бы требуя: «Не мешай!» и, обхватив ее руками чуть повыше талии, он изогнул стан девушки и вновь припал к распятию.

На несколько мгновений иезуитка поддалась ему, замерла, предаваясь ощущению близости мужчины, но затем вновь, правда, уже не столь бурно, возмутилась:

— Но мы с вами все еще на улице, князь Гяур! Мы даже не вошли в здание.

— Какое это имеет значение?

— Не хотите же вы, чтобы вокруг меня собралась толпа целовальников креста, словно вокруг блаженной?

— Кто вам сказал, что я не желаю этого?! Наоборот, я хочу, чтобы толпы мужчин почитали вас, но не за блаженную, а за святую. Впрочем, пусть они осаждают вас как блаженную, уверовав, что одно прикосновение к вашей груди способно исцелить.

— Оно действительно способно исцелить, князь, — неожиданно сухо заметила иезуитка. — Почему вы говорите об этом, как о чем-то немыслимом? Всякий, кто припадет к этой груди, немедленно исцелится, вот только припадать к ней дано не всякому. И потом, вопрос: от чего именно способен исцелиться этот несчастный?

— От чего же?

Фламандка чувственно вздохнула и совершенно иным, почти обреченным голосом поведала:

— В том-то и дело, что до сих пор на этой груди мужчины исцелялись, как правило, от тех моих колдовских чар, с которыми к ней припадали.

Гяур понимающе улыбнулся, но тут же спохватился:

— Никогда не поверю в это, прекраснейшая из прекраснейших, — напыщенно, в лучших традициях Востока, произнес он.

— Только попробовали бы поверить… — со скрытой угрозой предупредила его фламандка.

Все еще не уверенная в том, что у Гяура хватит мужества прервать эти слишком затянувшиеся страсти, женщина обеими руками приподняла его подбородок и заставила выпрямиться. На губах ее заиграла улыбка — такая же иезуитская, как и ироничный взгляд ее больших черных глаз.

— Я понимаю, что долгое пребывание в испанском плену заставляет вас, князь Одар-Гяур, по-иному вдыхать запах женского тела, по-иному воспринимать его. Но все же — не столь неистово…

— Откуда вы знаете, кто я? Почему вам известно мое имя, а также то, что я побывал в испанском плену?

— Но ведь и для вас тоже не тайна, что перед вами — гостья доктора де Жерона и что зовут меня Камелией.

— Так, значит, это вы и есть — Камелия… — не спросил, а скорее утверждался в своих догадках Гяур.

— Не знаю, каким вы предстаете в ипостаси воина, но в ипостаси простачка-любовника вы явно не смотритесь. Как, впрочем, и в ипостаси актера.

— Может быть, впервые в жизни мое удивление было искренним, однако же оно тоже развенчано.

— Теперь я понимаю, почему графине де Ляфер приходится хлопотать о вас, словно о несмышленом племяннике.

Гяур поиграл желваками, но промолчал. Что он мог сказать ей, каким образом возразить? Попытаться убедить, что на самом деле графиня не хлопочет о нем? Обидеться, и тем самым подтвердить мнение о себе Камелии?

— Впрочем, сегодня вас интересует не столько графиня де Ляфер, сколько рыцарствующий монах Ян-Казимир Ваза, брат польского короля. Разве не так? — спасительно пришла ему на помощь сама фламандка. — Причем интересует он вас не сам по себе, а всего лишь как претендент на пока еще занятый польский трон.

— Мне возразить нечего, вы правы.

Попробовал бы он признать это в присутствии самой графини!

— Тогда проходите в дом. Почему мы стоим у двери?

— То есть в данный момент вы здесь.

— Хозяйка? Почти. — В этот раз улыбка Камелии стала добрее. Она, конечно, все еще не отказывала себе в удовольствии слегка подтрунивать над пришельцем, но это уже не становилось для нее самоцелью. — Не менее часа мы пробудем в доме одни. Если не считать двух слуг, которых в таких случаях никто и никогда в расчет не принимает.

— И все это время мы терпеливо будем ждать появления графини де Ляфер… — именно так, не спросил, а иронично констатировал князь, наслаждаясь идиотизмом самой ситуации, в которой они оба должны были оказаться.

— Проводить время с одной женщиной, чтобы ждать другую? — осуждающе покачала головой Камелия.

— Но вы же сами создаете подобную ситуацию.

— Из этого не следует, что тут же этим ситуациям подчиняюсь, — игриво предупредила фламандка, явно призывая полковника испытать свое везение.