Читать книгу "Счастье ест. Любовь спит. Рецепты успеха для женщин. Как совместить семью и работу - Елена Логунова"

Наше восприятие любви в большой степени зависит от возраста – вопросы «когда», «где», «как» и «почему» взаимоувязаны. Вздумай маленький проказник Купидон в подражание Менделееву составить свою периодическую таблицу (поскольку у амурчика руки постоянно заняты луком со стрелами, предлагаю сделать это за него), получилась бы довольно четкая система. Примерно такая.

Любовь в песочнице

Случается в нежном детсадовском возрасте, выражается бурно и искренне, объясняется невразумительно и, с точки зрения взрослых, нелогично, но исчерпывающе: «Я люблю Петю, потому что он громкий», или «Потому что он меня обзывает», или «Потому что у него ружье с пульками» – варианты неисчерпаемы и по сути сводятся к великолепному девизу Портоса: «Я дерусь, потому что я дерусь».

Психологи предупреждают мам и пап, что недооценивать детские чувства нельзя. Малыши в возрасте 4–5 лет умеют любить не менее верно и страстно, чем взрослые.

Любовь за партой

Настигает нас, как правило, в начальной и средней школе, выражается публично и вообще имеет характер социального чувства. А возникает обычно из желания быть не хуже других.

Первое четко и ясно сформулированное признание в любви я услышала во втором классе – от Ромы Компанийцева, который открыл мне свои чувства во время школьного завтрака, как сейчас помню, между сосиской и компотом. Присутствие за столом всего нашего 2 «В» ни меня, ни Рому не смутило: то было время влюбляться коллективно, целой компанией, и сразу вслед за Ромео Компанийцевым свои признательные записки в мой школьный ранец положили еще двое пылких влюбленных. Я безжалостно отвергла всех их оптом, и уже на следующий день все в той же столовой Рома Компанийцев предложил свое юное сердце Леночке Маховой (кстати, с тем же результатом).

Сердца в то время у нас были тугие и крепкие, как помидоры-сливки: их было совершенно невозможно разбить, и даже колющим и режущим инструментам они оказывали самое упорное сопротивление (это я о помидорах, хотя аналогия полная).

Любовь в парадном

Старшие классы средней школы – это прекрасное и ужасное время отчаянной и бескорыстной любви, которая более или менее безопасна только в том случае, если совершенно безответна.

Губы, помятые неловкими поцелуями в полутемном подъезде, и попа, отмороженная за время длительного свидания на парковой лавочке, – это минимум потерь, с которым выходит из подростковой влюбленности удачливая барышня. Наиболее невезучие успевают принести знойному чувству полноценную жертву, в которой впоследствии непременно раскаиваются.

С тринадцати до семнадцати лет мы все – Джульетты, готовые принять за благородного Ромео любого юного оболтуса, который скажет нам заветные слова: «Я, слышь… Это… Ну, типа того… Люблю тя, ваще!» Формулировка может быть более лаконичной и изящной, но сути дела не меняет. Неопытное девичье сердце реагирует на пароль, как пещера с сокровищами на незатейливое: «Сим-Сим, откройся!», после чего кладезь нежных чувств неминуемо подвергается разграблению.

Пожалуй, единственным, но зато существенным плюсом этой драматической ситуации является то, что сокровищницы девичьей любви наполняются вновь даже быстрее, чем трюмы тонущего «Титаника». Как мудро заметил другой русский классик – Антон Сергеевич Макаренко: «Хорошо, что сердца Марусь устроены по принципу взаимозаменяемости частей. Пройдет два месяца, вывинтит Маруся износившийся ржавый образ Пети и, прочистив сердце керосином надежды, завинтит новую блестящую деталь – образ Панаса…»

По статистике, за три-четыре года каждая влюбчивая Маруся успевает более или менее контактно примерить к резьбе своего сердца от трех до семи «блестящих деталей». Но практически все они сдаются в металлолом не позднее утра после выпускного бала.

Любовь в аудитории

Возраст: 17–22. Джульетта благополучно пережила всех лже-Ромео и вырвалась из более или менее тихой гавани отчего дома на штормовой простор большой жизни. Физически и духовно она уже по-настоящему взрослая, но женским опытом, коварством, расчетливостью и кокетством не вооружена, а потому легко уязвима.

Любовь всегда, любовь везде…

Помните строки великого поэта и роскошного мужчины Владимира Владимировича?

Стоп, стоп, не путайте, я сказала – поэта!

Владимир Владимирович Маяковский, формулируя свою жизненную позицию, написал:

Светить всегда,светить везде,до дней последних донца,светить – и никаких гвоздей!Вот лозунг мой и солнца!

Поскольку мы, женщины, и солнце – это практически одно и то же (не зря ведь каждую первую персональный любящий мужчина называет «солнце мое»), прекрасный поэтический девиз мы легко адаптируем, слегка изменив:

Любить всегда, любить везде, до дней последних донца!

Следуя по прямой к своему вечному тридцатилетию, женщина на ходу бронирует свое сердце, попутно выпиливая в стальной кирасе ма-а-аленькую дверцу, которую в любой момент может приоткрыть со своей стороны.

А поскольку уважающая себя прекрасная дама официально никогда не переступает порог тридцатилетия, «любовь всегда, любовь везде» – это наш формат до гробовой доски.

Элина

Любовь – это наркотик. Поначалу возникает эйфория, легкость, чувство полного растворения. На следующий день тебе хочется еще.

Пауло Коэльо

Этот наркотик мы познаем с детства! Как только мы его попробовали на вкус, у нас возникает желание употреблять его постоянно.

Моей первой любовью был первоклашка Стасик, блондин с голубыми глазами и невероятно кривыми зубами, которые были видны только тогда, когда он улыбался или рычал от боли. А поскольку улыбался и рычал он нечасто, то и зубы я заметила не сразу, а когда заметила, было уже поздно: любовь бушевала вовсю.

Первого сентября затертого года я стояла на первой в своей жизни школьной линейке и… увидела его. Сердце застучало, как испуганный дятел, кровь зашумела в голове, словно Ниагарский водопад, и все – я влюбилась навеки! Правда, вечность закончилась недели через две – вместе с началом похолодания и с первым уроком чтения. Помню, как нас по алфавиту вызывала учительница и засекала время, за которое мы должны были прочитать четыре или пять коротких предложений. Меня-то дома научили читать еще в три года, поэтому букварь для меня был делом чепуховым, и я ждала своей очереди прочитать пару строчек с огромным нетерпением, потому как читать обожала (кстати, обожаю и сейчас, только к этой любви еще и любовь к писательству добавилась). А Стасик, по всей видимости, не располагал обширной библиотекой и родителями, желающими повысить скорость чтения своего чада, поэтому читал медленно и по слогам.

– Ма… – большая пауза, – ма… – еще одна большая пауза, – мы… – рекламная пауза в пять минут, – ла… – фермата, – ра… – звонок на перемену, – му! – с восторгом выпалил Стасик, перекрикивая звонок и… моя любовь улетучилась вместе с этим восклицанием, причем навсегда.