Читать книгу "С войной не шутят - Валерий Поволяев"

— Это не произвол, это обычная пограничная проверка, — спокойно объяснил ему капитан-лейтенант Паша Никитин, начищенный, отутюженный, благоухающий давно забытым одеколоном под названием «Шипр». Запах этого одеколона Паше очень нравился, он запасся им еще в Вентспилсе, в тамошнем отделе военторга — купил целых восемь флаконов. Одеколон оказался «долгоиграющим». Восьми флаконов могло хватить на всю Пашину жизнь, поэтому одеколона он не жалел.

— Тьфу! — сплюнул капитан туркменского судна — облезлого старого сухогруза со ржавью, проступившей на бортах.

— Предъявите судовые документы, — потребовал Паша Никитин. — И документы на груз.

Судовые документы были в порядке. Хотя и оформлены неряшливо, но Никитин придираться к ним не стал, а вот к документам на груз рад был бы придраться, но не имел права. Груз состоял из множества ящиков с консервными банками, каждая банка украшена выцветшей этикеткой «Томатная паста». Ну, спрашивается, какого ляха везти какую-то прокисшую томатную пасту в помидорную столицу России? Ведь астраханские помидоры по всему миру славятся, их охотно покупают в той же Туркмении, и вдруг — томатная паста…

Очень хотелось Никитину вскрыть одну из банок, полюбопытствовать, чем же туркменская томатная паста отличается от астраханской, но он не имел права. Капитан сухогруза стоял рядом и посмеивался в черную разбойничью бороду, глаза его смотрели на Пашу холодно и цепко — была бы его воля, он уложил бы капитан-лейтенанта на тарелку, воткнул в него вилку, намазал бы горчицей и съел по частям, а потом запил бы блюдо душистым ашхабадским коньяком.

— И часто вы возите томатную пасту в Астрахань? — поинтересовался Никитин.

— Не считал, — резко ответил туркмен.

— И все-таки?

— Посмотрите в судовой журнал, там все отмечено.

Никитин смотреть в судовой журнал не стал, этой «литературы» он еще начитается, поинтересовался другим: кто же из астраханских предпринимателей заказал помидорную давленку? Оказалось, два ТОО — товарищества с ограниченной ответственностью «Аякс» и «Тыюп». Та-ак, а кто же командует этими товариществами? Президентом «Аякса» был некий господин Оганесов. Никитин почувствовал, как у него похолодела и задергалась кожа на правом виске.

Человек знакомый, если можно так выразиться…

А товарищество «Тыюп»? Кто там самый главный? Кто бугор? Тоже Оганесов. Никитин усмехнулся: если копнуть дальше, то окажется, что у Оганесова этих товариществ в Астрахани — пруд пруди, вагон и большая прицепная тележка.

Зарабатывает дядя, судя по его личной охране, неплохо.

— Значит, везете томатную пасту? — Никитин неожиданно легко и задиристо, будто пионер, выигравший в школьную лотерею приз, рассмеялся.

— Томатную пасту, — подтвердил туркмен.

— В Астрахань?

— В Астрахань.

— И дальше — никуда?

— Дальше — никуда.

— Тут, в Астрахани, значит, ее и съедят?

— Тут и съедят. Очень любят в Астрахани томатную пасту.

— Ну, ладно, — Никитин сделал рукой движение, которое обычно делают регулировщики, когда открывают «зеленую улицу» потоку машин: — Вперед!

Через десять минут туркменский сухогруз растаял в жарком мареве пространства, будто пилюля в стакане воды. Только на воде остался широкий пенный след.

— Ну-ну! — проводил Никитин глазами проворного туркмена. — Есть у меня такое чувство, что мы еще встретимся. С тобой или с твоим хозяином.

Старший лейтенант Чубаров в это время на своем ПСКР-711 прочесывал нижние волжские ерики. Ериков за Икряным — знаменитым райцентром, в котором осетровую икру едят даже коровы, — было полным полно. Дельта реки потому и дельта, что она словно корневище дерева расслаивается на несколько сотен отростков-корней, по каждому из которых и контрабандист с аккуратным несгораемым чемоданчиком иранского золота, прикованного к руке, может проскочить, и наркокурьер на лодке с мощным мотором типа «ямаха» или «хитачи» пролететь над макушками камышей, и браконьер протащить в Астрахань на буксире целую лодку черной икры.

Тихие волжские ерики видели немало и были свидетелями не только загульных подвигов любителя турецких княжон Стеньки Разина…

Игорь Чубаров не поленился, полистал кое-какие книги. Для того чтобы грамотно охранять границу, надо знать историю земли, которую охраняешь. Старший лейтенант Чубаров был правильным человеком.

Вода в ериках была такой гладкой и тяжелой, что хотелось вырубить двигатель сторожевика, засечь гусиный скрип в камышах, увидеть водяную крысу, неспешно пересекающую ерик, засечь удары буйного чебака, изо всех сил лупящего хвостом по воде, чтобы сразу, с одного удара оглушить десятка три мальков и тут же проглотить их… Но при всей своей спокойности вода здешняя была буйной, очень быстрой. Плыть против течения не сможет ни один пловец — он лишь сумеет удержаться на одном месте, но стоит ему только чуть зазеваться, хотя бы на секунду, как вода мигом отбросит его метров на тридцать назад. В некоторых местах вода была такой сильной, что казалось — сунь в нее руку, вода руку оторвет по локоть.

Двигатель сторожевика рокотал мощно, ровно, но Чубаров недовольно морщился: самое лучшее, если бы двигатель на корабле был вообще бесшумным. Шумный движок всех браконьеров разгоняет: услышит иной небритый дядя Петя стук пограничного мотора и немедленно затащит свою браконьерскую лодку в камыши, спрячется в нее, накроется брезентовой попоной, чтобы комары не донимали, — и ищи его, свищи! Никогда не найдешь.

«Семьсот одиннадцатый» старшего лейтенанта Чубарова вышел на борьбу с браконьерами — именно такая задача была поставлена перед этим малым кораблем, узким и быстрым словно ткацкий челнок. Местная рыбохрана отнеслась к Чубарову прохладно, когда он появился в конторе, на сближение не пошла: мол, у вас — погранцов — своя задача, у нас — своя, не будем путать изюм с клопами.

Сторожевик шел на малом ходу. Если же Чубаров врубит двигатель на полную мощность, то вода выплеснется из ерика. Волна по камышам пойдет такая, что от зарослей с гусиными и утиными гнездами останется лишь ровное поле с полегшей растительностью.

Настроение у Чубарова было поганое. Как и у всех в бригаде. Многие офицеры думали, что их здесь встретят с распростертыми объятиями, а родина встретила их не как сыновей — как пасынков.

— Самый малый! — скомандовал Чубаров рулевому. Он никак не мог избавиться от ощущения, что звук двигателя переполнил уже не только округу, переполнил самих людей, хоть ватные затычки в уши вставляй, но с другой стороны, мало ли «плавединиц» ходит ныне по Волге! Сотни. Тысячи. Движение здесь, как на самой оживленной бакинской улице.

Рулевой послушно сбросил обороты.

— И держись левее, — скомандовал Чубаров, — прижмись к самой бровке ерика, не бойся, там глубоко.

Ему показалось, что впереди мелькнул блесткий бок моторки — короткой молнией прорезал зелень камышей и исчез. На моторках сюда ходят только за одним — ставить крючья на осетра.