Читать книгу "Мои питомцы. С вопросами и ответами для почемучек - Вера Чаплина"

Напрасно пробовали успокоить крикуна. Напрасно совали ему в клетку тюленье мясо, рыбий жир и другие медвежьи лакомства. Медвежонок охрип от крика, но по-прежнему продолжал орать. Тогда решили его выпустить и открыли клетку.

Осторожно, как будто кругом его поджидала опасность, вышел из неё Фомка. Насторожённо оглядываясь по сторонам, обошёл он кабину, всё обнюхал, всё осмотрел, потом влез на широкое кожаное кресло и с любопытством стал смотреть в окно. Кожаное кресло стало его любимым местом. На нём Фомка спал, ел и проводил почти всё время. На остановках его выпускали погулять. Фомка уже понимал, когда приземляется самолёт, соскакивал с кресла и занимал место около двери. А как он спешил выскочить, когда открывали её! Кубарем скатывался он с крутой лесенки на землю, и вот тут-то начинались его игры. Фомка без удержу катался по траве, переворачивался на спину, на живот или ловил свою заднюю лапу, обхватывал её и боролся сам с собой.

Он возился с таким азартом, что даже не замечал собравшихся вокруг людей. Но как бы он ни был занят, как бы ни был увлечён игрой, стоило кому-нибудь крикнуть: «На самолёт!» – или зашуметь пропеллеру, как Фомка моментально прекращал игру и во всю свою медвежью прыть мчался к самолёту.

Он так смешно и неуклюже карабкался по лесенке, так спешил попасть первым в кабину, что можно было подумать, что он боится отстать. Так прилетел в Москву белый полярный медвежонок Фомка.

В Москве Илья Павлович решил подержать его у себя на квартире. Да не тут-то было! Представьте себе белого полярного мишку, одетого в тёплую шубу. Такую тёплую, что искупаться в самый лютый мороз для него одно удовольствие. И живёт этот мишка не на Дальнем Севере, среди простора вечных льдов, а в самом центре Москвы, в квартире, в тепло натопленных комнатах.

От жары Фомка не находил себе места. Одно спасение – ванна. Нальют ему полную ванну воды, залезет он в неё, барахтается, ныряет, лапами по воде шлёпает.

От медвежьего купания только брызги во все стороны летят и на полу – лужи.

Накупается Фомка, вылезет и начнёт по натёртому полу, словно по льду, кататься. А то ещё на диван или на постель мокрый залезет. Никакого сладу с ним нет. Терпел Илья Павлович, терпел, потом уж сил совсем не стало. Позвонил он в Зоопарк и стал просить, чтобы медвежонка забрали: «Приезжайте! Выручайте! Не умеет белый медведь себя в квартире вести».

За Фомкой послали меня.

Когда я приехала, Фомка спал. Он лежал на полу, посередине большого кабинета. Все четыре лапы его были раскинуты в разные стороны, и он был похож на маленький коврик.

Спал Фомка так крепко, что даже не проснулся, когда я взяла его на руки. Очнулся он уже внизу, на улице, от крика какой-то старушки:

– Батюшки! Да, никак, медведя тащат!

Фомка рявкнул, вырвался и… бросился в стоявший около тротуара чей-то автомобиль. Наверно, он его принял за самолёт. Схватился за дверцу лапами, дёргает, а там пассажиры сидят. Увидели они – белый медведь к ним лезет, перепугались, в другую дверцу выскочили и стали кричать. Тут Фомка ещё больше испугался. Как заревёт! Да за ручку как дёрнет! Не выдержала дверца напора, открылась. Я и ахнуть не успела, как он уже в машине, на сиденье, очутился. Сел и успокоился сразу. Фомка-то успокоился, а владельцы машины ещё больше кричат, ругаются, медведя убрать требуют. Легко сказать – убрать, если он из машины вылезать не хочет. Я его тащу, а он упирается, кричит, царапается.

На шум прибежал милиционер. Внимательно всё выслушал и неожиданно сказал:

– А вы, граждане, чем тут шум поднимать, лучше помогли бы до Зоопарка зверя доставить!

Слова милиционера подействовали. Хозяева машины успокоились и даже любезно предложили мне свою машину, а сами согласились ехать в нашей, зоопарковской. Однако пришлось поменяться не только машинами, но и шофёрами, потому что их шофёр ни за что не соглашался ехать с медведем.

Всю дорогу Фомка сидел спокойно и внимательно глядел в окно, а прохожие останавливались, подолгу смотрели нам вслед и удивлялись, откуда это белый медведь в машине взялся.

До Зоопарка мы доехали благополучно. Правда, Фомка никак не хотел вылезать из машины, но тут к нам на помощь пришёл зоотехник. Выбрав удобный момент, он схватил Фомку за шиворот и, прежде чем тот успел опомниться, водворил его в клетку.

Справочное бюро

Как медвежонок оказался у жителей?

Белые медвежата, покинувшие весной снежную берлогу, находятся под неусыпной опекой медведицы. Почему Фомка в одиночестве бродяжничал по острову? Он либо отбился от семьи, либо погибла его заботливая мамаша. Случилось так, что его приютили сердобольные жители полярного посёлка. Однако нельзя утверждать, что без их заботы медвежонок был обречён на гибель. Наступившая весна давала ему шанс на выживание.

А чем питаются белые медведи?

Зимой основную добычу белых медведей составляют тюлени. Весной и летом они разнообразят свой рацион рыбой, птичьими яйцами и даже спелыми ягодами морошки.

Морошка

Почему медвежонок так играл и возился?

Белые медвежата, как, впрочем, детёныши и других зверей, чрезвычайно игривы. Для этого им требуется самая малость – быть сытыми. Тёплое солнышко и зелёный простор пьянили маленького Фомку, который своими безудержными кувырками и выкрутасами выражал радость жизни.

Неужели шкура медведя полностью защищает его от холода?

Мех белых медведей густой и плотный. Он надёжно защищает зверей от холодной воды, не намокая и сохраняя воздушную «прослойку» вокруг тела, удерживающую тепло. Даже подошвы у белого медведя покрыты шерстью, чтобы не мёрзнуть и не скользить.

А какого размера был медведь, если автор спокойно взяла его на руки? С трёхлетнего ребёнка?

Судя по возрасту и некоторой «недокормленности» во время бродяжничества по острову, Фомка весил около 8-10 кг. Обычно новорождённые медвежата весят от 500 до 750 г. Медведица кормит медвежат молоком до полутора лет.

Почему Фомка в машине успокоился?

Здесь могли сыграть свою роль два фактора. Во-первых, замкнутое пространство, к которому привычны зверята, рождающиеся в берлогах. Во-вторых, Фомку мог успокоить запах кожаных сидений по аналогии с кожаным креслом в самолёте, к которому он привык за время перелёта с острова Котельный в Москву.