Читать книгу "Аромат золотой розы - Марта Таро"

– Куда ты так спешишь, Виктор?!

Мужчина нехотя повернулся и замер с капризной миной на лице. Высокий голубоглазый блондин с точёными чертами – он всё ещё был очень хорош, несмотря на свои «под сорок». Вот только красота его напоминала о падшем ангеле. Но, как говорится, клин клином вышибают, и, к радости Мари-Элен, страсть к деньгам и власти освободила её от многолетней тягостной влюблённости в виконта де Ментона. Женщина больше в нём не нуждалась, и этот человек стал одним их многих, греющих её постель. Впрочем, пока виконт об этом ещё не знал, а Мари-Элен не спешила открывать ему глаза на истинное положение вещей. Сделав вид, что между ней и любовником все хорошо, графиня сразу же перешла к делу:

– Ты всё слышал? Понял, чего хочет этот каторжник?

Виконт не стал отрицать, что подслушивал. Коротко сообщил:

– Да!

– Ну, и что же ты обо всём этом думаешь? – с плохо скрытой иронией протянула Мари-Элен.

– Я бы на твоём месте не стал связываться с этим негодяем. Прими его условия, – отозвался де Ментон. – Сукин сын так поднялся, что мешает даже мне. Вечно его бандиты переходят дорогу. Сколько раз уже бывало, что я веду слежку за жирным котом, по крупицам собираю порочащие его сведения, а когда предлагаю жертве откупиться, то мне на голубом глазу говорят, что взять нечего, поскольку всё вытряс де Виларден. Ты же знаешь, что я дела веду тонко, а этот негодяй просто берёт в заложники семьи, после чего их главы отдают последнее, лишь бы увидеть жену и детей живыми.

Мари-Элен не сочла нужным отвечать на эти жалобы. Виктор всегда был мерзавцем и провокатором. Сначала он служил тайным агентом министра полиции Фуше, потом переметнулся к князю Талейрану, который сначала пристроил виконта на службу в петербургское посольство, а при Бурбонах – отправил дипломатом в Англию. Но с возвращением Наполеона безмерно жадный до денег Виктор срочно вернулся в Париж и вновь предложил свои услуги непотопляемому Фуше. Для Мари-Элен не было секретом, что её любовник, прикрываясь поручениями министра, в первую очередь работает на себя, а сведения от агентов де Ментона передаются тайной полиции лишь в том случае, если виконт не смог продать их другим. Коротко говоря, Виктор был циничным негодяем и законченным эгоистом, но иллюзии в душе женщины умирают последними, и Мари-Элен не выдержала. Спросила:

– А тебе не стыдно отдавать мать своего единственного сына такому негодяю? Ты спишь со мной уже семнадцать лет. Неужто для тебя это ничего не значит?

В голосе графини прозвучали стальные нотки, и, в отличие от прошлых лет, когда Виктор откровенно помыкал любовницей, сейчас его улыбка сделалась приторно-сладкой.

– Ну, как ты могла такое подумать? Ты для меня – единственная женщина на свете, – пафосно провозгласил он, но сразу же подкинул ложку дёгтя в бочку мёда: – Жаль, что я не могу на тебе жениться, это будет означать конец моей карьеры. Вдруг всплывёт, что ты всё ещё замужем?

– Понятно… – протянула Мари-Элен. Она знала, что продолжать разговор нельзя, надо замолчать, но ничего не могла с собой поделать. Слова вырвались сами: – Оказывается, дело в бедняге Франсине. Теперь тебя больше не волнуют ни моё незаконное рождение, ни покойная мать-процентщица. Смотри, как бы самая богатая женщина Парижа и впрямь не досталась твоему врагу. Не боишься? Вдруг я проникнусь к барону любовью?

Голубоглазое лицо стареющего красавчика осветилось весёлой улыбкой, и виконт, не задумываясь, выложил свои козыри:

– Не боюсь. Во-первых, этот брак будет незаконным, раз твой первый муж ещё жив, а во-вторых, барон на тебя не польстится – он не любит женщин. Если миляга де Виларден ещё в состоянии это делать, то он будет спать с юношами. Ты останешься чистой, как горный снег, и снова придёшь ко мне.

– Вместе со своими деньгами, – закончила за него графиня.

– Это тебя только украшает, – развеселился Виктор, но потом вдруг стал серьёзным и задал странный, не относящийся к делу вопрос:

– Что ты знаешь о Рене?

Мари-Элен удивилась:

– О ком ты говоришь, и почему я должна знать этого человека?

– Ну, хотя бы потому, что он набирает в Париже силу. Везде шепчутся о жестоком и беспощадном торговце оружием по имени Рене.

– У меня дело простое – бордели да ломбарды. Там оружие без надобности. Так что Рене меня не интересует.

– А меня и нашего драгоценного министра полиции очень даже интересует. Ну, ничего, от нас с Фуше ещё никто не уходил, – похвастался де Ментон, чмокнул любовницу в щёку и отправился в свои комнаты.

– Ну да… – буркнула себе под нос Мари-Элен. Она вдруг отчего-то подумала, что её эгоистичный любовник во всех подробностях осведомлён о размере её состояния, а вот она смутно представляет, какие сведения Виктор смог добыть шантажом. Графиня стала вспоминать отрывочные разговоры, перебирать доходившие через третьи руки слухи. Похоже, что богатство её любовника за последнее время изрядно выросло.

«Виктор сказал, что барон стал теперь его главным соперником? – прикинула Мари-Элен. – Выходит, что мы втроём почти сравнялись по мощи. Итак, Ментон, Виларден и я! Интересно, чья паутина шире и доходнее? Кто из нас самый сильный, а кто самый беспощадный?»

Ответа на этот вопрос не было, но одно она понимала ясно: графиня де Гренвиль в этом деле – уж точно не из последних. И никто из этих двух мужчин не получит ни одного сантима из её денег, близко не подойдёт к её заведениям! Оба негодяя считают Мари-Элен пустым местом? Вот пусть и продолжают так думать. А она тем временем стравит этих петухов между собой и будет подливать масла в огонь, пока идиоты не заклюют друг друга до смерти.

– Муж и любовник! Как у любой приличной женщины… Это даже может оказаться забавным.

Мари-Элен звонко рассмеялась и вышла из гостиной.

Глава четвертая. Тайный гроссбух

Через плотно зашторенные окна гостиной пробивалось утро. Отзвуки городской жизни – стук колёс по мостовой, крики разносчиков, разговоры людей у фонтана – прежде чуть слышные, час за часом становились всё громче и теперь слились в один враждебный гул. Сейчас время стало врагом, оно бежало вперёд, не возвращая назад того, что успело отнять. Вечер забрал, но, не вернув, растаял. За ним и ночь не проявила милосердия, а пришедшее следом утро и вовсе стало палачом.

Часы в гостиной пробили восемь. Переливы этой старой пасторальной мелодии обычно умиляли Генриетту, однако нынче они показалась ей ужасным похоронным звоном. Серебристые колокольчики убивали надежду, что всё наладится и тётка вернётся. Генриетта сорвалась со своего места в углу дивана, где просидела уже несколько часов, и, не в силах совладать с ужасом и отчаянием, заметалась по комнате.

– Тихо, дорогая, тихо, – прозвучал рядом ласковый голос. Орлова поймала руку девушки и крепко сжала. – Нам сейчас нужно собраться с мыслями, вспомнить всё – любые мелочи, даже на первый взгляд ничего не значащие, – и хотя бы предположить, что могло произойти.