Читать книгу "Сказки комнатных растений - Ольга Яралек"

Пеларгония покачала листочками.

— Это не совсем верно… Да, все мои пышно цветущие родственники действительно имеют запах, как сказать… специфический. Возможно, для кого-то даже неприятный. Но есть и другие… Я вам вот что расскажу! Вы знаете, что эфирное масло используют для духов?

— Нет, — хором ответили мы с Глупостью.

— Добыть эфирное масло из растения — трудная задача. И чем сложнее его извлечь, тем дороже оно стоит. Самые дорогие на свете эфирные масла у цветов тубирозы и магнолии.

В моих глазах, наверное, появилось удивление. И Пеларгония сказала:

— Вы не знаете эти растения… Роза! Вы наверняка знаете розу! Её эфирное масло тоже дорогое. Но масло пеларгонии может заменить масло розы.

— Потому что дешёвое, — скривилась Глупость. — Дешёвое хорошим не бывает. Я же говорю, омерзительный запах! И как это оно может что— то заменить, непонятно.

Я незаметно лягнула Глупость ногой.

— Не все пеларгонии одинаковы! Пеларгония розовая и душистая обладают тончайшим, изысканным ароматом! Их эфирные масла добыть проще, чем масло роз, вот и вся разница!

— А ты какая Пеларгония? — спросила я.

— Сейчас скажет, что сказочная, — ответила Глупость.

— Сказочная, — радостно отозвалась Пеларгония.

— А это значит, ты можешь…

— А это значит, что вы вдохнёте самый нежный из моих ароматов!

Я смело наклонилась над листьями Пеларгонии и вдохнула.

Удивительно сильный, сладкий, насыщенный аромат, слегка напоминающий аромат роз защекотал нос и закружил голову! Всё понеслось вокруг с бешеной скоростью…

Первое, что я почувствовала, был холод. Открыв глаза, я увидела бесконечное поле. До самого горизонта! Я снова была крохотной и сидела на невысоком, метра полтора, кустарнике.

— Это африканское поле? — спросила Глупость, приютившаяся рядом.

— Это саванна, — гордо ответила Пеларгония. — Между тропическими лесами и пустынями лежат африканские степи — саванны.

— Ну, сегодня столько всего, хоть записывай, — клацая зубами, откликнулась Глупость.

Я смотрела вдаль и, поёжившись, про себя повторила это красивое новое слово: «Саванна! Саванна!»

Холодный ветер сильно дунул в лицо. Он принёс удивительные запахи, горькие и сладкие одновременно. Солнце пряталось в облачной мгле, но совсем не грело. Вдали голубели горы. До их подножья не было видно ни одного деревца, только кустарники и трава.

— Это точно Африка? — тут же раздался голос Глупости.

— Конечно, — развеселилась Пеларгония. — Только я забыла вас предупредить об обратном положении сезонов.

— Чего?

— Я тоже не поняла, — покраснев, ответила я.

— Ваш дом в северном полушарии, а мой дом в южном, ведь мы сейчас на самом юге Африки. Когда на северном полушарии лето, то на южном в это же время зима. Сейчас июнь — это холодный и дождливый сезон года в Африке. Но сегодня хороший день, дождя нет.

— Да уж, повезло, — подпрыгивая на листе и притопывая, заорала Глупость. — Я уже замёрзла! Обратно хочу! Немедленно! Она так кричала, что сорвала голос и стала шипеть, смешно открывая рот.

— Допрыгалась, — тихо проговорила я.

— Ничего страшного, — ответила Пеларгония. — Завернитесь в мои пушистые листья, это поможет от ветра. А тебе, ворчунья, я дам своего масла, оно лечебное, как раз при потере голоса помогает.

Тут же на листочке Пеларгонии появилась небольшая капелька масла, к которой подскочила Глупость. Наклонившись и попробовав масло, Глупость успокоилась, затем завернулась в пушистый лист и спросила:

— А ещё от чего твоё масло помогает?

— О! От очень многих болезней! От головной боли, например. Ещё мой сок может растворять камни в почках, он исцеляет ревматизм и даже останавливает кровь. Но самое главное моё свойство заключается в том, что я могу убить почти любую инфекцию, которая старается попасть в человека с дыханием. Поэтому меня так ценили в бедных кварталах самых разных стран по всему миру. Ведь беднота часто не имела денег на лекарства. А я своим ароматом оздоровляла воздух в тесных и убогих домиках. Снимала усталость и улучшала сон. Поэтому меня называли цветком городской бедноты. Эти люди любили меня и верили в целебную силу.

Я слушала Пеларгонию и представляла низкие серые домики с покосившимися стенами и кривыми оконцами, на которых стоят яркие цветы Пеларгонии.

Ветер дунул и пробрался под закутавший меня лист. Я задрожала.

— Нам действительно повезло, ведь если бы вы оказались здесь в феврале, то могли получить солнечный удар! — говорила Пеларгония, заново укутывая меня своим листом. — А сейчас пусть не жарко, зато посмотрите, как красиво!

Солнце выглянуло из облачной накидки, и саванна заиграла тысячами красок!

— Сколько цветов! Всё в цветах! — закричала я.

Вокруг не было кустика, травинки, где не сидел бы цветочек. Стало так весело, что я забыла про холод.

— Условия жизни в саванне очень суровые, — продолжала Пеларгония. — Летом холодные дожди, зимой иссушающая жара. Поэтому и растения здесь приспособлены удивительным образом.

— Как это? — деловито уточнила Глупость.

— Растения должны уберечь себя от засухи. Вы только присмотритесь к нашему царству вечнозелёных и жёстколистных кустарников…

«Хорошо бы побежать, по этому пёстрому морю наперегонки с ветром!» — подумала я.

— Это невозможно, — сказала Пеларгония, и я не удивилась, что услышала ответ на мои мысли. — Под ногами кустарник, но кустарник колючий! Тут не то, что пробежаться, пройти трудно. Это только кажется, что поверхность гладкая да мягкая!

Я пригляделась внимательнее. Действительно, много растений с колючками и шипами.

«Какие растения здесь странные», — подумала я.

— Тут не растения, а уродцы кругом, — поджала губы Глупость.

Я закатила глаза, как это делала мама, когда сильно злилась.

— Растения здесь приспособлены к тому, чтобы пережить сухие летние сезоны, — вздохнула Пеларгония.

— Как это? — быстро спросила я, чтобы Глупость не влезла с каким-нибудь неделикатным вопросом.

— Обрати внимания на листья. Ничего необычного не замечаешь?

Я свесилась с листа вниз. Сначала мне вновь попались в глаза колючие заросли переплетённых между собой кустов, бугристым ковром покрывающие землю до горизонта. Но тут я пригляделась к листьям ближайших кустарников. Одни из них были такими же пушистыми, как листья Пеларгонии, другие казались толстыми и кожистыми, иногда попадались совсем высохшие узкие листочки.