Читать книгу "Отморозки: Другим путем - Андрей Земляной"

Все это негромкими голосами поведали офицеры-пехотинцы офицерам-казакам, ожидая одобрения своего поведения. Казаки осмыслили услышанное, поспрашивали своих товарищей из пехоты о методах войны, внедряемых удивительным штабс-капитаном, и, к удивлению и огорчению бутырцев, признали действия Львова совершенно правильными и верными.

– Ваш штабс-капитан натурально – пластун, – подытожил рассуждения войсковой старшина Инютин[12]. – Германцев в ежовых рукавицах держит, ну так на то и война. А дикарского в том, чтобы ночью во вражий стан сходить, ничего нет. И зазорного ничего. Генералиссимус Суворов нижних чинов и офицеров тому же учил. Нет, господа, – усмехнулся казак. – Коли уж вам охота на истинного башибузука посмотреть, так вот он, – Инютин мотнул головой в сторону другого столика, где в компании бутылки очищенной и немудреной закуски покуривал папироску одинокий есаул. – Прошу вас: есаул Анненков собственно персоной.

– А позвольте узнать, чем же славен сей есаул, что вы его в башибузуки записываете? – слегка театрально поинтересовался командир первого батальона подполковник Борисов. – Очень даже приличный офицер, не лишенный приятности в лице и разумности во взгляде.

Есаул действительно выглядел так, словно вот-вот должен был отправляться на Высочайший смотр. Подтянутый, в сияющих сапогах и в мундире, что называется, с иголочки.

– Прямо картинка, а не есаул, – заметил кто-то из бутырцев.

– Что есть, то есть, – войсковой старшина дернул себя за ус. – И сам – словно на парад, и сотню свою так же содержит. Оторвись у кого пуговица, да заметь это Борис Владимирович – тут уж у казака только два пути и есть: один – в холодную под арест, да на хлеб и на воду суток на десять, второй… – Инютин, явно пародируя есаула Анненкова, придал голосу хрипотцы и гордо закинул назад голову: – А принеси-ка мне, молодец, винтовку немецкую. Или немца приведи, чтобы пуговку тебе на место пришил…

– И что?

– Обычно приносят… или приводят, – казак рассмеялся густым хорошим смехом. – Что-то я не припомню, чтобы он в последние месяца два кого-то под арест сдавал…

– Вот из-за таких героев, – тихо прошипел штабс-капитан Вильнек-Вильмовский, – нас потом всю ночь артиллерией и поджаривают.

Говорил он тихо, но из угла, где сидел «пластун», негромко, но четко донеслось:

– Лучше, конечно, день святого труса праздновать да на своих солдатах геройство показывать.

Вильнек-Вильмовский, известный в полку своей любовью к рукоприкладству, побагровел, но промолчал. Подполковник Борисов, как старший по званию, вместо ответа снова театрально развел руками: видите, мол, каков?

Казаки же не отреагировали никак. С одной стороны, «пластун» прав, с другой – стоит ли его правота ссоры с соседями? И потом, они сейчас такое могут рассказать…

– Это все незначительно, – веско сказал Инютин. – Подумаешь, воевать ночами или что-то там. А вот помните, господа, недели с три тому в вашей дивизии лазарет под артиллерийский налет попал? Так вот, той же ночью ушел наш Анненков на германскую сторону. Один. А под утро возвратился с таким трофеем!.. Мы, право, уж и не знали, что делать.

Войсковой старшина выдержал паузу, во время которой офицеры-пехотинцы чуть не лопнули от любопытства, и бухнул:

– Принес он отрезанную голову того самого пруссака, что этим гаубичным дивизионом командовал!

Бутырцы с минуту молчали, точно пораженные громом, а потом заговорили все разом:

– Как?! Как отрезанную?! Почему?! Для чего?! Да как же это?!

– Да, господа, – наслаждаясь произведенным эффектом, проговорил Инютин. – Именно отрезанную голову. И пояснил, что сделал это для того, чтобы прочим немцам в другой раз неповадно было по «Красному Кресту» палить.

На сей раз пауза затянулась намного дольше. Несколько офицеров шестьдесят шестого хватили едва не по стакану коньяку, несколько – по стакану водки…

– Вы, верно, не слышали, что командир германской дивизии, стоящей против нас, прислал на следующий день нашему командиру генералу Стремоухову письмо с извинениями за сей прискорбный случай. Дескать, подобное иногда бывает: артиллеристы неверно поняли данные, принятые с аэростата наблюдения и… – подполковник Борисов пожал плечами и повторил: – Случайности неизбежны, особенно на войне, но вот это… Отрезать голову офицеру, это, знаете ли… Просто невероятно!

Вельцбах, Айзенштайн и еще несколько офицеров поднялись:

– Просим нас извинить, господа, но мы вынуждены откланяться. Пребывать в одном месте с этим палачом, этим дикарем для нас невозможно.

И тут снова подал голос штабс-капитан Львов:

– Сдаваться пошли или поминки по невинно убиенному пруссаку устраивать? – спросил он. – Ну-с, в добрый путь-с, не смеем задерживать-с…

Вельцбах резко обернулся:

– Я вызываю вас, штабс-капитан Львов, – крикнул он на весь зал. – В любом месте, любым оружием!

В зале стало тихо. Дуэли между офицерами были запрещены, но в мирное время этот запрет соблюдался не слишком строго. Однако с началом войны запрет превратился в настоящее табу, наказанием за нарушение которого было разжалование в рядовые…

– Принято, – произнес Львов, вставая. – Как вызванный, я выбираю оружие…

– Шашка, револьвер, дуэльные пистолеты – что вам будет угодно! – снова крикнул Вельцбах, а остальные офицеры молча закивали: дуэльный кодекс свят, и Львов в своем праве.

– Вот уж нет, – нехорошо оскалился Львов. – Дуэль будет на немецких ушах. Кто за два дня добудет меньше отрезанных ушей противника, тот на третий день пустит себе пулю в висок. Так мы и дуэль проведем, и врагу радостей прибавим.

И пехотинцы, и казаки пораженно молчали. Всякого можно было ожидать, но такого…

– Дельно, – неожиданно нарушил тишину спокойный голос есаула Анненкова. – Уважаю, штабс-капитан, идея великолепна… Хотя вы, безусловно, даете вашему противнику фору: ведь в случае чего он может прибавить и свою пару, – и есаул улыбнулся ТАКОЙ улыбкой, что у многих холодок пробежал по спине, а двое пьяных аж протрезвели…

– Это… это не дуэль, это – варварство! – срываясь на визг, закричал Вельцбах. – Так не дерутся!

– На войне дерутся именно так и только так, – отрезал Львов и пристально посмотрел на своего противника. – Ну?

– Позвольте, Глеб Константинович, но ведь это будет самоубийство, – откашлявшись, рассудительно произнес подполковник Борисов. – Грех все-таки… и, уж простите, туретчиной отдает…

– Немцев к нам не звали, – бросил из своего угла Анненков. – А коли уж пришли – так пусть на себя жалобы пишут. Да, господин подполковник, а газами наших солдат травить – не варварство? Травить хлором, вызывая мучительную смерть всех подряд, включая некомбатантов и медицинский персонал? Чем это достойнее и благороднее смерти в результате диверсионной вылазки? Кто-то, мнящий себя законодателем мод в военном деле, решил, что газы – это хорошо, а вот резать горло – плохо?[13]