Читать книгу "Дьяволы судного дня - Грэхем Мастертон"

Я кашлянул. В доме отца Антуана было довольно холодно. Казалось, он экономил не только на топливе, но и на электричестве: в комнате было так темно, что я а трудом различал его фигуру. Единственное, что я отчетливо видел, это серебряное распятие на его груди.

— Я не могу понять, зачем он нам был нужен? Что он делал для нас, американцев? — спросил я.

— Он никогда подробно не объяснял, мсье. Он был связан какой— то клятвой о неразглашении. Но все равно, я думаю, он сам точно не понимал своей миссии.

— Но танки… черные танки…

Старый священник повернулся ко мне, и я заметил странный блеск в его глазах.

— Черные танки — это то, о чем я не могу говорить с вами, мсье. Я делал все, что мог, эти долгие тридцать лет, чтобы танк был убран из Пуан— де— Куильи, и мне все время говорили, что вывезти его отсюда тяжело и неэкономично. Но мне кажется, что на самом деле они слишком боятся трогать его.

— Почему боятся?

Отец Антуан открыл стол и достал маленькую серебряную табакерку.

— Вы нюхаете табак? — спросил он.

— Спасибо, нет. Но не отказался бы от сигареты.

Он протянул мне коробку с сигаретами, а себе в ноздри положил две щепотки табака.

Я закурил испросил:

— Есть что— нибудь у этого танка внутри?

Отец Антуан подумал и сказал:

— Возможно. Не знаю. Тейлор ничего не говорил об этом. Когда они заваривали башню, никому из жителей не разрешали находиться у танка ближе чем на полкилометра.

— Они давали какие— нибудь объяснения?

— Да, — ответил отец Антуан. — Они сказали, что внутри очень мощное взрывчатое вещество и существует опасность взрыва. Но конечно, ни один из нас в это не поверил. Зачем им понадобилось, чтобы викарий отпускал грехи нескольким пудам «ти— эн— ти»?

— Вы верите, что танк — это средоточие неких злых сил?

— Это нельзя назвать верой. Я не встречал никого, кто был бы скептиком более, чем солдат. Зачем в армию был призван священник? Благословлять оружие? Я могу только предполагать, что все, связанное станком, не соответствует законам Бога.

Я не совсем понял, что он имел в виду. Но он произнес эти слова медленно и шепотом в этой темной, мрачной комнате. Меня пробрала дрожь, и я почувствовал какое— то подобие страха.

— Вы верите в голоса? — спросил я.

Отец Антуан кивнул:

— Я сам их слышал. Любой достаточно храбрый человек, подойдя к танку после наступления темноты, может их услышать.

— Вы слышали их сами?

— Да, я ходил туда втайне от всех.

— Один?

Старый священник поднес к носу платок.

— Это моя работа. Последний раз я был около танка три или четыре года назад и провел там несколько часов, непрерывно молясь. Это обострило мой ревматизм, но я теперь уверен, что этот танк — орудие злых сил.

— А вы слышали что— нибудь особенное? Я имею в виду, чьи это были голоса?

Отец Антуан осторожно подбирал фразы:

— Это были, по— моему, не человеческие голоса.

Я уставился на него:

— Не понимаю.

— Мсье, как мне объяснить вам? Это были голоса не человеческих духов или человеческих призраков.

Я не знал, что на это ответить. Несколько минут мы сидели в тишине, а снаружи угасал день. Небо приобрело едва заметный зеленоватый оттенок, что предвещало снег. Отец Антуан, казалось, был глубоко погружен в свои мысли. Но потом он поднял голову и спросил:

— Это все, мсье? У меня есть что еще сказать.

— Да, это необходимо. Все это непонятно и загадочно.

— Пути войны всегда загадочны, мсье. Я слышал много рассказов о странных и необъяснимых случаях на нолях битвы или в концентрационных лагерях. Иногда это святые чудеса, когда являются посланники от Бога. Я разговаривал с человеком, который сражался при Сомме, и он уверял, что каждую ночь во сне к нему являлась Святая Тереза. Но опять же, мсье, и существа из ада тоже не дремали и искали свои жертвы; Говорили, что Генрих Раутманн, один из руководства СС, держал у себя собаку, принадлежащую дьяволу.

— А этот танк?

Он развел бледными костлявыми руками:

— Кто знает, мсье? Это выше моего понимания.

Я поблагодарил и собрался уходить. Его комната напоминала темный таинственный склеп. Напоследок я спросил:

— Как вы думаете, это опасно?

Он не обернулся.

— Проявления зла всегда опасны, мой друг. Но величайшей защитой от него была и будет святая вера в Господа нашего.

Я на секунду задержался у двери, пытаясь разглядеть во мраке его фигуру:

— Вы правы.

Я вышел на холодную лестницу, ведущую к выходу, а затем на улицу.

В семь часов, после утомительной поездки по грязным деревням, мимо ферм и необитаемых домов, мимо неподвижных деревьев и замерзших курящихся полей, я добрался до фермы Пассерелей и въехал во двор.

Вечер уже почти угас, когда я вылез из «Ситроена» И подошел к двери дома. Какая— то собака залаяла на другой ферме, на противоположном конце равнины; но здесь было все спокойно. Я постучал в дверь и стал ждать.

Дверь открыта Мадлен. Она была одета в грубую голубого цвета ковбойскую куртку и джинсы. Казалось, она только что закончила копаться у трактора.

— Добрый вечер, — сказала она, но в ее голосе не было удивления. — Вы что— то оставили здесь?

— Нет. Я вернулся из— за вас.

— Из— за меня?

— Можно войти? Здесь холодно, как на Северном полюсе. Я хотел кое— что у вас спросить.

— Конечно, — ответила она и распахнула дверь шире.

На кухне было тепло и пусто. Я сел за старый деревянный стол, изрезанный ножами и носящий множество отпечатков горячих кастрюль и сковородок. Она достала из буфета чашку, наполнила ее бренди и поставила передо мной. Затем села напротив и спросила:

— Вы все еще думаете о танке?

— Я уже повидал· отца Антуана.

Она слабо улыбнулась:

— Я так и подумала.

— Меня очень легко вычислить?

— Вовсе нет. — Она вновь улыбнулась. — Но вы мне представляетесь тем человеком, который не любит останавливаться на половине пути. Вы рисуете карты, значит, в вашей жизни не было ничего таинственного или мистического. А в этом случае, конечно, есть нечто особенное.

Я отхлебнул немного бренди.

— Отец Антуан сказал, что собственными ушами слышал голоса.

Она смотрела на стол. Ее пальцы скользили по отпечатку, оставленному горячим судком.