Читать книгу "Великие умы России. Том 14. Николай Жуковский - Элина Масимова"

Н. Е. Жуковский – студент Московского университета. 1868 г.

Студенческая жизнь была непроста. Жук и его товарищ по прозвищу Щука (Николай Леонидович Щукин, в будущем знаменитый ученый в области железнодорожного транспорта, конструктор известных паровозов серии «Щ») еще с гимназии занимались издательством литографским способом лекций своих профессоров, но денег едва хватало. Лекции пользовались успехом в редакции – в них отражалась рука Жуковского, инстинктивно стремящегося к ясности, как отмечал некогда Гумилевский, – геометрической обнаженности. Однако приходилось Жуковскому жить в комнатке, которую его товарищи прозвали шкафчиком: когда Николай причесывался, он непременно гребенкой задевал потолок. Подрабатывал Жуковский еще, бегая по городу и давая уроки. Однако, как и положено молодым людям в эти годы, на настроение все эти невзгоды не влияли. Между друзьями, например, ходила такая штука: нужно зайти к другу и быстро сказать: «Дай мне обратно три рубля, которые я тебе должен». Даже срабатывало.

Московский университет (вид с угла ул. Герцена). Негатив Н. С. Меньшова.

В том же году, когда в университет поступил Николай Жуковский, чтение лекций там оставил его тезка – Николай Дмитриевич Брашман. Известный профессор продолжил собирать вокруг себя математическое общество Москвы в созданный им кружок, который позже так и стал именоваться – Московским математическим обществом. Одним из первых членов кружка по совету профессора астрономии М. Ф. Хандирикова стал Жуковский, будучи при этом еще студентом. После, когда Николай Егорович уже занял место президента этого общества, он отмечал на своем юбилее в 1911 году: «Николай Дмитриевич Брашман был человеком большой эрудиции, с живым интересом следивший за развитием математики. К своим ученикам, особенно даровитым, он относился с чрезвычайным вниманием». Видимо, это качество сразу решил позаимствовать Жуковский – ученики никогда не знали недостатка его внимания. Чем старше становился он, тем больше предприимчивой молодежи его окружало. Молодые ученые и изобретатели стремились поделиться с Николаем Егоровичем своими мыслями, наработками. Ни одно письмо он не оставлял без ответа, а если видел, что изобретение целесообразно и выполнимо, то помогал с его осуществлением. Не обходилось, конечно, и без абсолютно напрасной траты времени профессора. А. А. Микулин, друг семьи Жуковских, в одном из писем к Анне Николаевне и Вере Егоровне рассказывал:

«…Приходит Николай Егорович, через несколько времени является неизвестный субъект, приходивший уже днем, и оказывается неким Горенцелем. И обуял этот Горенцель Николая Егоровича. Оказывается, что он изобрел формулу, по которой можно узнать, что пасха в 1950 г. будет самая поздняя; и еще формулу – интереснее первой, из которой можно узнать, какой у нас сегодня день. Должно быть, совсем сошел с ума, когда изобретал эти формулы. Я так и не дождался, чтобы он ушел. Вхожу проситься, Николай Егорович зевает, а Горенцель сидит против него и тоже зевает…»

Впрочем, мы немножко забежали вперед и тем самым отвлеклись.

В годы учебы Николая Жуковского в университете остались преподавать ученики Брашмана – Ф. А. Слудский и В. Я. Цингер. Они оба заинтересовали Николая своими полярными взглядами на подход к решению механических задач. О первом Жуковский, ставши уже сам профессором, писал: «Ф. А. Слудский выработал стройный курс аналитической механики, который в 1881 году был им напечатан под названием «Курс теоретической механики». В сжатой и ясной форме излагались в этом курсе основные идеи Лагранжа. Правда, слушание этого курса казалось нам сначала трудным, но впоследствии мы оценили в нем единство метода и стройность и дружными аплодисментами благодарили своего профессора на нашей последней лекции четвертого курса…» Этот профессор, ставший потом близким коллегой Николая Егоровича, раскрыл одну сторону собственного научного метода, выработанного потом Жуковским, – «чистую» математику: полностью аналитический метод, построенный на каркасе формул. В. Я. Цингер же раскрыл вторую сторону. Геометр по математической специальности, этот профессор в противовес абстрактности вывода формул представил наглядные геометрические иллюстрации тех самых безжизненных формул. Честно сказать, Цингер гораздо больше притягивал Жуковского – это было обеспечено стремлением геометрического ума Николая прежде всего к наглядной ясности в решении задач, а потом уже к простому теоретическому их объяснению. В то время, когда Николай Егорович был в университете, прошли защиты диссертаций на степень доктора математических наук Давыдова, Слудского и Цингера. Все работы были посвящены быстро развивающейся тогда гидромеханике (прикладная наука, изучающая равновесие и движение жидкости, а также взаимодействие между жидкостью и телами, в нее погруженными.). И больше всего впечатлила Жуковского защита диссертации Цингером. Николай Егорович позже вспоминал: «На меня особое впечатление произвела последняя работа. Стремление ученого дать детальный образ рассматриваемого движения, указать, как видоизменяется каждая частица движущейся жидкости, мне очень понравилось, и, может быть, эта работа натолкнула меня на мое первое сочинение «Кинематика жидкого тела». Я с благодарностью вспоминаю теперь двух моих учителей [Ф. А. Слудского и В. Я. Цингера], из которых один разъяснил нам широкое значение общих аналитических методов, а другой указал силу геометрических толкований рассматриваемых явлений». Но все это пришло к Жуковскому уже гораздо позже окончания бакалавриата. Пока же ему еще предстояла нелегкая дорога определения.

Мечты сбываются. Почти сбываются

Несмотря на откровенную увлеченность математическими науками, Николай Жуковский все равно не делал больших успехов в учебе, и в награждении Ломоносовской стипендией ему было отказано. В то время, как его более успешные однокурсники Н. Н. Шиллер и В. В. Преображенский, окончившие ту же 1-ю московскую гимназию, что и А. Х. Репман, остались при университете получать профессорское звание, Жуковский, как выпущенный вновь в открытое плаванье корабль, снова начал задумываться над достижением горячо желаемой его душой пристани. Будущее Николаю виделось абсолютно ясным – инженер, кто же еще? Но все же оно оставалось в тумане. Вместе со своим однокурсником Щукой, тоже мечтавшим об инженерном поприще, они отправились к мерцавшему маяку – в Петербург.

Молодым все двери открыты. Ступила нога Жуковского и в долгожданный Институт путей сообщения. Все же еще немного сомневавшийся в своих силах Николай 13 октября 1968 года писал родным:

Мои дорогие папа, мама, Мари и т. д.

Вот уже третий день, как я поселился в нашей северной столице и всё медлил Вам писать, потому что ожидал своего окончательного определения в студенты института. Вчера сообщили мне, что я буду принят и утвержден на первой конференции, но тем не менее могу посещать лекции с понедельника. Лекции эти не очень важны. Вся суть в одном черчении, на него-то я и намерен исключительно приналечь. Нельзя быть хорошим инженером, не умея чертить. Щука мне много помогал в эти три дня; пользуясь его советами, я уже могу кое-как владеть инструментами; в понедельник я подал инспектору Радеру (он вершит всем институтом) одну эпюру, не знаю, как она удастся. Директор Соболевский наговорил целую тьму о той блистательной участи, которая ожидает хорошего инженера.