Читать книгу "Брак без расчета - Патриция Хорст"

Что она могла противопоставить ему? Решительно ничего, ведь ее бизнес был существенно более мелкого масштаба и имел отношение к искусству. А уж в ее нынешнем состоянии о каком-то серьезном противостоянии вообще речи не шло, особенно в том, что касалось его отцовских прав.

В этот момент рагу резко выразило свое нежелание дольше оставаться с ней. Эрика схватила салфетку, прижала к губам.

– Извини, – пробормотала она и выскочила из столовой.

Вернувшись через двадцать мучительных минут, Эрика обнаружила, что в столовой темно, и решила, что гость ушел, не дождавшись ее. Усевшись в просторное кресло в гостиной, она попыталась проанализировать свои чувства. Облегчение, безусловно, присутствовало, ибо Алехандро подавлял ее своей уверенной, властной манерой, но и сожаление тоже было немалым. Что это? Неужели ей все-таки нужно его внимание?

Уверенные шаги развеяли сомнения: Миландро все же не покинул ее. Спустя несколько секунд он появился в дверях с подносом, на котором стояла чашка с дымящейся жидкостью.

– Я приготовил мятный чай и тост, – сообщил он, ставя напиток на столик рядом с ее креслом. Голос его был полон такой искренней, неподдельной заботы, что Эрика ощутила, как на глаза навернулись слезы. – Я немного завозился, потому что не знал, где что лежит у тебя в кухне. Надеюсь, ты не возражаешь, что я немного похозяйничал?

– Нет, конечно нет, – благодарно ответила она. – Как ты догадался, что именно это мне и надо сейчас?

– Моему младшему брату всего двадцать один, так что я прекрасно помню его появление на свет и все мучения, что он доставлял маме до этого. Мятный чай с тостами был ее единственным спасением, она всегда говорила об этом.

Пока Эрика пила успокаивающий напиток, Алехандро внимательно наблюдал за ней, не упуская ни малейшей смены выражений на ее прелестном лице.

– Что с тобой, querida? Ты выглядишь несчастной. Неужели я приготовил такой плохой чай?

И снова ее потрясло сострадание, прозвучавшее в его голосе. Эрика стиснула зубы, пытаясь собраться с мыслями и с силами. С трудом, проглотив снова подступившие слезы, она ответила:

– Чай замечательный. Но все остальное…

– Прости меня за ребенка, мне очень жаль. То есть не того, что он есть, а того, что мы зачали его так беззаботно. – Он взял ее чуть дрожащую руку в свои ладони. – Целиком и полностью виню в этом себя. Мне казалось, что я уже вышел из возраста, в котором такие порывы понятны и простительны, поэтому и прошу позволить искупить вину наилучшим известным мне способом.

Алехандро провел ладонью вверх по ее руке, погладил плечо, легко притронулся к шее. Эрика вздрогнула от прикосновения – нежного, неуловимо-сексуального. Как, ну как ей оставаться безразличной, если он так с ней обращается? Как не позволить своей решимости раствориться под влиянием такого убеждения?

– Ты боишься меня? – спросил он.

– Да, – признала она, глядя в глубокую черноту его глаз.

– Почему?

Она молчала, боясь назвать причину. Ее неодолимо влекло к нему, этому исключительно сексуально возбуждающему представителю сильной половины человечества. Он долго и пристально наблюдал за ней, продолжая ласкать стройную шею.

Видя, что Эрика не собирается отвечать, спросил:

– Как получилось, что ты выросла без матери?

– Мои родители не были женаты, когда зачали меня. Мать была влюблена в другого, но он был в армии. Она отдалась отцу, не любя его. А когда забеременела, они поженились. Незадолго до моего рождения пришло сообщение, что тот, другой, ранен и скоро вернется домой. Отец говорил, она будто с ума сошла. На следующий день после моего рождения мать сбежала из больницы, бросив меня там. Вскоре после этого отец перебрался в Канаду и забрал меня с собой, вытребовав у нее бумаги, дающие ему право на единоличную опеку.

– С нами и нашим малышом ничего подобного не произойдет. Мы поженимся, и я стану свято соблюдать мои обещания. Буду заботиться о тебе и о ребенке.

– Я не нуждаюсь в заботе, – ответила Эрика, хотя понимала, что говорит неправду. Какая-то часть ее существа отчаянно желала принять его предложение. Как, должно быть, замечательно сознавать, что рядом всегда есть сильный мужчина, на которого можно опереться. – Если отец, молодой мужчина, сумел один вырастить меня, то я тоже справлюсь.

– Неужели ты не понимаешь, что тебе этого не нужно? Это наша общая ответственность, Эрика.

– О, не волнуйся, я же не говорю, что не позволю тебе принять участие в воспитании малыша. Это будет нечестно как по отношению к тебе, так и к нему.

– Но ты совсем другое говорила Майклу сегодня днем. Я ведь слышал, не забывай, и ты заявила, что тебе ничуть не повредило, что ты выросла без матери. И еще сказала, что не намереваешься ставить меня в известность о своей беременности.

Пока они говорили, он продолжал гладить пальцами ее шею, потом начал массировать, разминая тугие, напряженные мышцы. Ощутив несказанное облегчение, Эрика сказала:

– Что ж, теперь, когда я узнала, что ребенок и ответственность перед ним и за него тебя не пугают, как это было с моей матерью, я чувствую себя по-другому.

– Я не боюсь ответственности ни за него, ни за его мать, – прошептал ей на ухо Алехандро, не убирая пальцев с шеи.

Чувствуя нарастающее возбуждение и уже неуверенная в собственных силах, Эрика отодвинулась и с деланным спокойствием сказала:

– Не дави на меня, Алехандро. Мне и так вполне достаточно моральных нагрузок на один день.

– В таком случае оставим сейчас этот разговор и продолжим, когда ты отдохнешь. Спасибо за превосходный обед, за то, что позволила мне прийти.

– Какой уж там превосходный, – с горечью ответила хозяйка. – Я даже не предложила тебе ни кофе, ни десерта.

Алехандро поднялся.

– Ты предложила мне нечто гораздо более ценное, querida. Позволила заглянуть в твою душу. Это важнее любого десерта.

– Сколько ты пробудешь в Монреале? – подавив волнение от этих его слов, спросила она, идя следом за ним в прихожую.

Алехандро открыл дверь, повернулся к Эрике и согрел ее теплым взглядом.

– Столько, сколько потребуется, чтобы ты научилась доверять мне, – ответил он и прижался приоткрытыми горячими губами к ее бархатистой щеке.

Ощущение было таким волнующим, таким неподражаемо эротическим, что ей захотелось приказать ему перестать, и она даже открыла рот, чтобы сделать это. Алехандро немедленно воспользовался этим, поймал ее губы, накрыл их своим ртом и совершенно недвусмысленно скользнул языком внутрь. Этот поцелуй не говорил ни о почтении, ни о нежности, а только о страсти, необузданной, с трудом сдерживаемой страсти. Жар и сладость этого восхитительного, такого сексуального поцелуя растопили решимость Эрики, украли еще один кусочек ее сердца. И намерение остановить Алехандро испарилось, не выдержав зноя этой страсти.