Читать книгу "Стеклянная рука - Эдуард Веркин"

Паша повернулся в мою сторону. И остекленел. Видимо, я на самом деле выглядел страшно: дружелюбности во мне было маловато. Совсем почти не было дружелюбности.

— А-а-а! — заорал Паша.

Не так, конечно, громко, как Тоска, но все равно. Тоска замолчала и посмотрела на него с удивлением.

— Ты чего? — спросила она.

— Там! — заорал Паша и невоспитанно показал на меня пальцем. — Там мертвец!

— Какой мертвец? — Тоска сощурилась на меня. — Какой еще мертвец?

— Самый настоящий! В простынях! С кровью!

Я подумал, что неплохо было бы напугать их еще сильнее. Как самые настоящие мертвецы, я вытянул перед собой руки и заклекотал горлом еще сильнее. А потом прыгнул вперед и каркнул:

— Крови!!!

— А-а-а! — Паша шагнул назад.

Шагнул назад, прямо к оркестровой яме, потерял равновесие, замахал руками и обрушился вниз. Послышался громкий струнный звук.

Бам-м-м…

Тоска посмотрела в яму, потом на меня.

— Привет, Куропяткин, — сказала она. — Так и знала, что ты притащишься. Зачем человека напугал? Он, может, ноги переломал?

В подтверждение этой версии из оркестровой ямы послышался стон. Я заглянул туда и обнаружил, что Паша лежит в большущем, как дредноут, черном рояле.

Это было очень красиво, я еще никогда не видел, чтобы народец лежал так в роялях. Лежать в рояле было по-благородному, я бы сам полежал…

— Ты жив? — спросила Тоска.

— Кто это? — просипел снизу фотограф. — Кто этот мертвец?

— Держатель Южного Сегмента Мирового Яйца и Высший Прозектор Сущего Феликс Аполлинариевич Куропяткин, — отрекомендовался я. — А вы кем, сударь, будете?

— Павел Иванович Воблин, — представился Паша. — Мещанин… тьфу ты, в школе я учусь. Рад сделать знакомство. Хотя обстоятельства несколько не располагают…

— Вылезай, Пашка, — позвала Тоска. — В роялях водятся рояльные мыши. Весьма свирепая разновидность, вызывают бруцеллез.[6]

— Что такое бруцеллез? — испугался Паша.

— Не время разбираться, вылезай.

Но самостоятельно Пашка вылезти не смог — застрял в струнах. Пришлось спуститься по лесенке и прийти на помощь этому придурочному фотографу. Я достал из рюкзака кусачки, покусал струны, позвал Тоску, и с помощью оной Воблин был извлечен.

— Странно, — сказал Паша, отряхнув с себя рояльный прах. — Тут такое дело… Я, пока лежал в рояле, одну штуку увидел. Смотрите.

Паша указал вверх.

Мы задрали головы. На потолке были нарисованы глаза. По кругу купола сплошная дружба народов с виноградом и планерами, а прямо посредине глаза. Красные такие. А из правого слеза кровавая капает.

— Мерзкое дело, — сказал я.

— Почему? — спросила Тоска.

— С какого фига там глаза? Это очень нехорошее предзнаменование, я в этом разбираюсь. Просто так такие глаза не рисуют. Пойдемте лучше отсюда.

Паша задрал свой фотик и снял глаза.

— «Город Мертвых», — сказал он. — Страшно…

— Выбираемся…

Но выбраться из ямы просто так у нас не получилось.

Лесенки не оказалось.

Пока мы выручали из рояля этого фотографического дурачка, кто-то спер лесенку.

— Что это значит? — задергался Паша. — Что это значит?!

— Это значит, мы тут не одни, — сказал я. — Все, как всегда…

— А кто это может быть? — Паша нервно озирался. — Кто может украсть лесенку?

Я сел на крутящийся рояльный стульчик и принялся размышлять вслух:

— Это может быть гигантский скарабей, он же жук-навозник. Или маньяк, хотя это довольно заурядно. Или дух этого места, этакий призрак клуба. Или дух самого Паровозова. Или дух болот, на которых построен этот клуб. Или морозная жуть. Вы знаете, что такое морозная жуть? Это когда вода, заключенная в человеческих клетках, начинает замерзать и взрываться…

— Он хочет нашей смерти? — глупо спросил Паша. — Этот призрак клуба?

— Не, — успокоил я. — Не сразу. Если бы хотел, то уже бы прибил нас. Ему просто скучно. Хочется поиграть…

Я попробовал подпрыгнуть и подтянуться, однако не получилось.

И с рояля тоже не получилось, рояль оказался слишком скользким. Не обиженный ростом Паша тоже прыгал, но так и не выпрыгнул. Я попытался вылезти из ямы по контрабасу, но у меня снова ничего не вышло.

— Мы что, тут все-таки застряли? — тупо спросила Тоска, после того как я в очередной раз свалился с контрабаса.

— На какое-то время, — согласился я.

— Это похоже на могилу, — брякнула Тоска. — Мне тут не нравится.

Паша вздрогнул.

— На какую еще могилу? — спросил он. — Вы что?

— На братскую, — принялся объяснять я. — Понимаешь, когда приходят трудные времена, то всех хоронят в одной могиле…

— Что будем делать? — перебила меня Тоска.

Вечный вопрос.

— Думать, — сказал я. — Прежде всего надо хорошенько подумать. В таких случаях нельзя впадать в панику.

Я потянулся, зевнул, взял какую-то балалайку и залез в рояль. И убедился — в рояле думалось необыкновенно хорошо. Особенно если лежать и бряцать на балалайке. Но сейчас почему-то в голову мне ничего не приходило. И спать хотелось. Тоска ведь так и не дала мне выспаться.

Я лежал и лежал в рояле, перебирал балалаечные струны, а эта парочка вовсю ругалась. Паша обвинял Тоску в том, что она затащила его в этот дебильный клуб, в котором так явственно попахивает чертовщиной, а Тоска говорила, что Паша сам из жадности поперся, так что нечего ее винить. Паша же кричал, что он совсем не думал, что тут какой-то дурацкий придурок (это он про меня) в белой простыне бегает. Из-за которого мы сейчас сидим в траншее со старой рухлядью, и еще глаза какие-то смотрят. Красные.

— Глаза, между прочим, исчезли, — сказал я.

Они разом замолчали и уставились на потолок.

— Они же на месте! — Паша укоризненно посмотрел на меня.

Я ударил по балалаечным струнам и дурацки расхохотался.

— Хватит шутить. — Тоска посмотрела на меня со злобой. — Мы и так тут все запуганы! Лучше ты подумай о том, как нам выбраться! Мне здесь совсем не нравится…

— Да он не может ничего придумать! — начал психовать Паша. — Он только болтать может! Он трепло…

— Паша… — Тоска попыталась схватить Пашу за руку, но он отпрыгнул.

— Знаешь, что про него рассказывают? — Паша подошел к моему роялю и поглядел на меня сверху вниз.