Читать книгу "Война упущенных возможностей - Макс Гофман"

Лишь 22 августа во второй половине дня штаб квартирмейстера армии узнал о перемене в командовании из телеграммы, полученной начальником военных сообщений, с извещением о времени прибытия нового командующего и нового начальника штаба; несколько часов спустя получен был и высочайший приказ, которым генералы Притвиц и Вальдерзее отчислялись в резерв чинов Генерального штаба. С большим достоинством перенес генерал Притвиц постигший его удар судьбы и простился с нами, ни единым словом не жалуясь на свой удел.

22 августа вечером получена была телеграмма Людендорфа, сообщавшего, что он прибывает с новым командующим 23-го в Мариенбург и что там он надеется встретить штаб армии. Отправляя это приказание, генерал Людендорф предполагал, что штаб-квартира уже находится к западу от Вислы, и решил перевести ее вперед, в Мариенбург; в действительности же он отводил нас назад, так как предположенный Притвицем отход не был приведен в исполнение.

Гинденбург и Людендорф прибыли 23 августа после полудня. Гинденбург, ставший позже кумиром германского народа, до тех пор за пределами прежнего своего корпуса был сравнительно мало известен. Сам я еще ни разу его не видал. Зато Людендорф был личностью известной и часто упоминаемой среди офицеров Генерального штаба. В особенности привлекали внимание заботы Людендорфа об увеличении численности состава армии (лишь частью осуществившиеся в большой военной программе). Известно было и то, как он побуждал Военное министерство накоплять на случай мобилизации возможно большие запасы снаряжения.

Неоспоримо, что ему одному принадлежит заслуга первого военного успеха, взятия Льежа, – что было темой ежедневных разговоров в армии.

Когда началась война, генерал Людендорф был обер-квартирмейстером 2-й армии генерала Бюлова и присоединился к одной из колонн, назначенных для штурма Льежа, именно к 14-й пехотной бригаде. Командир этой бригады, генерал фон Вуссов, пал, и Людендорф принял командование; лишь благодаря его энергии и решимости и удалось взять крепость, так как прочие колонны так или иначе потерпели неудачу.

Лично я хорошо знал Людендорфа. Мы одновременно были в штабе Познанского корпусного округа и с 1909 по 1913 год жили в Берлине в одном доме и на одном и том же этаже.

Генерал Людендорф предложил мне сделать доклад о положении и одобрил принятые до сих пор штабом меры. Сведения о продвижении русских подтверждали, что по меньшей мере пять армейских корпусов и около трех кавалерийских дивизий наступали на фронте Сольдау – Ортельсбург. Между нашими отходящими частями и армией Ренненкампфа образовался промежуток в пятьдесят километров, причем Ренненкампф, по крайней мере пока, не пытался преследовать нас.

К концу дня 23-го и утром 24 августа значительные части варшавской армии атаковали левофланговую 37-ю дивизию корпуса генерала Шольца. После ожесточенного боя они были отброшены с большими потерями.

В конце боя последовал один маленький и сам по себе незначительный эпизод, имевший, однако, громадное влияние на дальнейшее течение битвы при Танненберге. Выяснилось, что позиция победоносной 37-й дивизии была выбрана неудачно и что лучшая позиция находится позади. 24-го утром в Танненберг для совещания с генералом Шольцем прибыл штаб армии, и генерал просил разрешить ему отвести 37-ю дивизию, после отражения атаки, на более выгодную позицию. Командование дало на это свое согласие.

Добровольный отход 37-й дивизии оказался в результате счастливым шагом: он вызвал у русских уверенность в общем отступлении германских войск.

Генерал Самсонов дал своей армии приказ о преследовании. Русская радиостанция передала приказ в нешифрованном виде, и мы перехватили его. Это был первый из ряда бесчисленных других приказов, передававшихся у русских в первое время с невероятным легкомыслием, сначала без шифра, потом шифрованно. Такое легкомыслие очень облегчало нам ведение войны на востоке; иногда лишь благодаря ему и вообще возможно было вести операции. Шифрованные приказы не составляли для нас затруднений. В штабе у нас были двое, оказавшиеся гениями в области дешифрирования: всякий раз быстро удавалось найти ключ к новому русскому шифру.

Из приказа Самсонова было видно, что при наступлении русской армии 1-й армейский корпус, продвигавшийся на ее левом крыле через Сольдау, должен был выстроиться уступами глубоко влево для прикрытия со стороны Торна. Соответственно этому, правофланговому 6-му армейскому корпусу, продвигавшемуся через линию Ортельсбург – Менсгут, было поручено устроить прикрытие со стороны Летцена.

Тем временем армия генерала Ренненкампфа продолжала оставаться в своей непостижимой неподвижности. Его кавалерия медленно двигалась вперед, пехота чуть шевелилась. Поэтому наше командование повернуло 1-й резервный и 17-й армейский корпуса на юг, чтобы использовать их для развязки против Самсонова.

Решительный натиск назначен был штабом на 26 августа. По этому поводу возникли опять некоторые трения с генералом Франсуа. Генерал хотел выждать еще один день ввиду неприбытия части его колонн и потому, что ему хотелось вести атаку с охватом, другими словами, в направлении на Млаву. Штабу армии казалось, что времени для этого нет. Каждый день Ренненкампф мог прийти в движение; к тому же охват нами левого крыла армии Самсонова у Млавы привел бы к разрыву и так уже тонкой линии 8-й армии.

Поэтому был отдан приказ прорвать неприятельскую линию при Уздау – приказ, оказавшийся, как я думаю, решающим моментом в сражении при Танненберге.

26 августа 1-му армейскому корпусу вместе с подчиненным ему отрядом Мюльмана (гарнизоны из привислинских крепостей числом около бригады) удалось занять лишь высоты около Зебена.

Правое крыло 20-го армейского корпуса, именно 41-я пехотная дивизия, отбросило в тот же день противника под Мюлленом. На левом нашем крыле 1-й резервный корпус и 6-я ланд верная бригада встретились к югу от Лаутерна с русским 6-м армейским корпусом, наступавшим через Ортельсбург на север, и опрокинули его.

27 августа 1-й армейский корпус вместе с отрядом Шметтова (из 20-го армейского корпуса) взял штурмом Уздау и отбросил русский 1-й армейский корпус к югу за Сольдау. 20-й армейский корпус вынужден был отбиваться от сильных русских атак.

1-й резервный и 17-й армейский корпуса преследовали через Ортельсбург на юг отходившего противника.

Русский 13-й армейский корпус беспрепятственно достиг в этот день Алленштейна. Тут мне хотелось бы упомянуть об одном маленьком эпизоде, показывающем, каким испытаниям подвергаются нервы у командиров даже в течение счастливо развивающихся военных действий.

Штаб армии до конца дня находился на одной небольшой высоте к югу от Гильгенбурга; оттуда он наблюдал за последовавшим в И часов утра штурмом Уздау и затем возвратился в главную квартиру в Лебау. Поступавшие со всех сторон сведения были благоприятны; 1-й армейский корпус успешно продвигался вперед.

К нашему изумлению, в Лебау мы встретились с парками и обозами 1-го армейского корпуса, собиравшимися отходить назад и уже повернувшими на север. На мой изумленный вопрос начальник, некий ротмистр Шнейдер, объяснил мне, что получен приказ готовиться к отступлению на север. Когда я вернулся в свою рабочую комнату, меня вызвали к телефону. Оказалось, что говорит со станции Монтово командир амуниционных колонн и обоза 1-го армейского корпуса; он сообщил: сейчас в Монтово прибыл 2-й батальон 4-го гренадерского полка в совершенно расстроенном виде. Командир батальона утверждает, что 1-й армейский корпус совершенно разбит и что 20-й армейский корпус также отступает. Сам он со своим батальоном лишь быстрым отходом спасся от общей катастрофы. Поэтому обозам и паркам отдан был приказ на всякий случай приготовиться к отходу в направлении на север.