Читать книгу "Паноптикум - Элис Хоффман"

– Эй, послушайте! Вот то, что вам надо! – кричал мужчина. – Делайте с ней, что хотите. Продам по сходной цене.

Девочка начала плакать, но, получив затрещину от своего хозяина, сразу смолкла. Она, по-видимому, была так подавлена ударом, что даже плакать не могла. Профессор отрицательно помотал головой и пошел прочь. Мужчина, однако, не отставал:

– Вы же сказали, что ищете уродов. Вот он перед вами, лучше не найдете!

Коралия с отцом поспешили в свою коляску, спасаясь от назойливости раскипятившегося мужчины.

– Пошел! – скомандовал Профессор вознице.

– Что же будет с ней? – спросила Коралия, оглядываясь на девочку, которую волокли навстречу ее ужасной судьбе. Общество по предотвращению жестокого обращения с детьми добивалось вынесения постановлений, запрещающих посылать детей просить милостыню, привлекать их к исполнению акробатических номеров и участию в непристойных и унижающих человеческое достоинство выступлениях, особенно с демонстрацией каких-либо физических недостатков. Но, по правде говоря, за исполнением этих постановлений следили плохо. Дети фактически не имели никаких прав.

– Это не наша забота, – безапелляционно бросил Профессор. – Нас интересует наука.

– Но, может быть, все-таки следовало бы взять ее с собой, – протестовала Коралия. – Я могла бы ухаживать за ней. Мне это было бы нетрудно. – Слезы, которые до этого не хотели появляться у нее на глазах, теперь полились без помех, но Коралия сразу вытерла их.

– Если ты будешь пытаться исправить все зло на свете, то выбьешься из сил через час. Это дело Господа.

– Но разве мы не должны помогать Господу в его делах? – спросила Коралия.

– Что мы должны – так это найти существо, которое привлекало бы публику и тем самым обеспечивало бы нас пищей, топливом и обувью для тебя.

Коралия опять оглянулась, но улица была пуста. Мужчина и его подопечная растворились в темноте. Казалось, Господь никогда не заглядывал в эту часть города, где человеческие существа продавались и покупались, точно овцы на рынке.

– Подобная жестокость должна преследоваться законом, – заявила девушка.

– Этот мужчина ее отец, – ответил Профессор, повернувшись к Коралии, чтобы она осознала все значение его слов. – И никто в мире не может обвинить его в том, что он превышает свои права.

Профессор приступил к выполнению плана, который должен был принести им успех. В начале 1911 года по городу поползли слухи, источником которых была фантазия профессора Сарди. В реке Гудзон завелось чудовище, которое можно было заметить с берега вечером или при первых лучах утреннего солнца, когда вода спокойна и отливает серебром. Первыми эту весть принесли два мальчика, ловившие рыбу для своих семей. Полиция допросила мальчиков, и они утверждали, что какое-то странное существо стащило их улов прямо с лесок. Они клялись и божились, что это была не акула, которые в изобилии водились в Нью-Йоркской гавани, достигая подчас четырнадцати футов в длину. Да, они видели мельком чешую на хребте существа, но в целом оно выглядело совсем не так, как акула, было темным и странным, чем-то похожим на человека, с быстрыми движениями. В городе началась паника. Полицейские на шлюпках патрулировали берега, начиная от пристаней в деловом центре и до самого Бронкса. Несколько раз люди, переправлявшиеся на пароме, который ходил между Двадцать третьей улицей и Нью-Джерси, прыгали в холодную воду, словно могли ходить по ней аки по суху, – они, по их словам, слышали, как их зовет женский голос, и думали, что кто-то тонет.

Монстром, пугающим людей, таинственным существом, которое они хотели спасти или поймать, была Коралия. Перед ней была поставлена задача показаться на миг на поверхности воды и создать впечатление, что это какой-то злокозненный речной дьявол, вырвавшийся на свободу из ночных кошмаров и бесчинствующий в водных артериях Нью-Йорка. В газетах было напечатано уже семнадцать снимков этого чудовища. Все они были сделаны, когда Коралия удалялась к северу, плывя в холодной стальной воде среди угрей, как раз в это время поднимавшихся со дна после зимней спячки, и полосатых окуней, идущих на нерест вверх по течению. Она держалась уверенно в самой неспокойной воде. По утрам она сидела на солнышке на террасе своего дома и читала в газетах «Сан» и «Таймс» о себе – огромном чудище с акульими зубами и зеленой чешуей, которое на самом деле было всего лишь девушкой весом сто двадцать фунтов, носившей простые черные платья и кожаные ботинки на застежках и никогда не снимавшей перчаток.

Коралия знала, что отцу позарез необходимо что-нибудь, способное конкурировать с Дримлендом, Луна-Парком и прочими славными увеселительными центрами Кони-Айленда. Два года назад знаменитый Зигмунд Фрейд приезжал в Бруклин с целью изучить менталитет американцев. Среди нескольких вещей, которые произвели на него самое сильное впечатление, были грандиозные парки развлечений. Ключом ко всей бруклинской жизни служило воображение, и оно было именно тем товаром, которым торговал Сарди. Он обладал необходимым для этого талантом и неустанно благодарил за него своего создателя. Он утверждал, что его музей не имеет ничего общего ни с паноптикумами вроде известного Десятицентового музея Хьюберта на Четырнадцатой улице Манхэттена, много лет демонстрировавшего публике всякие аномалии, пока в 1910 году на его дверях не появилась табличка «Закрыто», ни с десятками кошмарных развлекательных заведеньиц, сгрудившихся в нижней части Сёрф-авеню и девальвировавших истинные ценности своими скелетами и инвалидами, сросшимися близнецами и личностями, отдающими себя на съедение блохам, ни, тем более, с залами для борцов или с варьете, из которых худшие, выжимавшие все соки из своих артистов, переместились к северу – в район, именуемый Кишкой. Музей редкостей и чудес, говорил Профессор, это подлинный музей, научное учреждение, где загадки природы соседствуют с уникальными личностями. Но экспозиция должна обновляться, и когда нового не найти, его следует изобрести. Если и существовал человек, способный это сделать, так это был Профессор. В свое время он был знаменитым магом во Франции и показывал такие удивительные вещи, что люди не могли поверить собственным глазам. Уже тогда он понял, что не только глаза могут обмануть человека, но и его разум.

Коралия подчинилась требованиям отца, как поступала всю жизнь, хотя сердце ее не лежало к этому трюку, который они проделывали перед всем Нью-Йорком. Никому не удавалось толком ее рассмотреть, и газеты называли ее Загадкой Гудзона. В этот вечер два человека в лодке заметили ее, но ей удалось ускользнуть от них, прежде чем они догадались, что это женщина. Как Профессор и рассчитывал, они увидели только то, что им подсказывало воображение, а воображение в эти темные времена рисовало людям темные картины. Это был период крупных кровопролитных столкновений на улицах, когда капиталисты, политики и полицейские вступали в открытую борьбу с трудящимися. Устраивались санкционированные дебаты, но для ареста рабочего было достаточно одного участия в них. Разрыв между жизнью иммигрантов, загнанных в переполненные жилища Нижнего Ист-Сайда, и богачей, обитавших в особняках из коричневого песчаника вокруг Мэдисон-Парка, был миной замедленного действия, начиненной зарядом ненависти.