Читать книгу "Плюшевый свидетель - Анна Данилова"

– Нет, только не это. Я уже жалею, что рассказала вам часть из своей жизни.

– Вы ничего не рассказали. Я ничего о вас не знаю.

– И не надо. Мне холодно… я боюсь простыть. Я очень тяжело переношу грипп.

– А вы и не простынете.

И доктор Нагаев снова привез ее к себе. На этот раз он наполнил ванну горячей водой и предложил ей согреться. Она знала, что он погрузится в зеленоватую, горячую воду вместе с ней. Знала и хотела этого. Она чувствовала его руки на своих плечах, его губы на своих губах и очень быстро согрелась. У него было белое тело. Сильное и худощавое. Нет, он не татарин.

Доктор Нагаев завернул ее в полотенце и отнес на кровать. Принес в постель поднос с коньяком и лимоном. Вера, млея от тепла под красным душным покрывалом, отдалась Нагаеву после первого же глотка коньяка. С каждым ударом, сотрясавшим ее лоно, она выбрасывала из своей головы по очереди сначала мужа, затем Марину, потом все свои страхи, а их было много, как много было и ударов. Боль смешивалась с наслаждением, и Вера боялась только одного – что она умрет, так и не осознав того, что же с ней произошло. Она все еще не верила, что это реальность, что на ее бедрах остались реальные розовые пятна от прикосновения к ним сильных мужских рук. Она лежала на кровати, раскинув руки и ноги, и смотрела в потолок, по которому блуждали тени бешено содрогающихся от ветра деревьев. Нагаев положил ей между ног ледяной апельсин. И она пришла в себя. Сомкнула бедра и отвернулась к окну. Она не могла смотреть на мужчину, который так долго любил ее. Ей показалось, что наступил вечер. Пора было возвращаться в дождь, в свою жизнь. Воспользовавшись тем, что ее любовник зашел в ванную комнату, Вера вскочила с постели, быстро оделась и, не помня себя от стыда и счастья, выбежала на лестничную клетку. Спустилась вниз и побежала, застегиваясь (как и в прошлый раз!) на ходу и наступая в глубокие холодные лужи…

Уже дома, переодевшись во все сухое и забравшись под свое одеяло, она пожалела, что не спросила Нагаева, кто его ранил. Рана на его виске была достаточно глубокой, словно его ударили чем-то тяжелым и острым.

Из дневника ***

«Никак не могу привыкнуть к мысли, что ее уже нет. Встаю, завариваю чай или готовлю кофе, разливаю по двум чашкам. Зову ее, но в доме тихо. Как в гробу. Ее так и не нашли. Из воды удалось выловить лишь ее смешные, почти детские солнцезащитные очки в желтой пластмассовой оправе да зеленую ленту, похожую на водоросли. Эта лента с ее шляпы, которая осталась в лодке. Она зацепилась за ивовые заросли. Я так и не поняла, как эта лента могла оказаться на крохотном соседнем островке, если он находится вверх по течению. Вот если бы ленту отнесло и прибило к ивовым зарослям чуть ниже, там еще два островка, на которых живут утки и цапли, это было бы понятно.

Иногда я спрашиваю себя: о чем же таком они говорили тогда в лодке, глубокой ночью, когда ее муж повез кататься по реке, чтобы этот разговор закончился скандалом, криком, как он мне потом рассказывал, и чуть ли не дракой? Ведь моя сестра никогда не повышала голоса. Она была мягким и улыбчивым существом, и если что-то и делала громко, так это смеялась. И я любила ее за это. Да ее все любили! Ее невозможно было не полюбить. Она не знала, что красива, и воспринимала данную ей природой внешность как данность, как воздух, которым она дышала, и никогда не стремилась извлечь из красоты выгоду. Она могла бы выйти замуж много удачнее, но никогда даже не задумывалась над этим. Мужчина, которого она привела к нам в дом, ничего не умел. Ни колоть дрова, ни ремонтировать крышу. Наш старый дом разваливался, но его это нисколько не касалось. А ведь он поселился с нами, он жил с нами, он спал с моей младшей сестрой, сидел с нами за столом и ел приготовленную мною пищу. Моя сестра не умела готовить. Она могла положить в суп вместе с капустой маргаритки и одуванчики. Ей нравилось все красивое. Быть может, поэтому она и вышла замуж за этого человека?

После ее смерти я случайно узнала, что этот мужчина изменял ей. В нашем маленьком городке трудно что-то скрыть. Особенно если мужчина платит за комнату для свиданий. Хозяйка этого дома рассказала все после смерти моей сестры. Она была у меня. Пришла с самогонкой и миской, в которой томились жаренные в сметане караси. Плакала, просила прощения. Я сначала ничего не могла понять. Но потом сквозь хлюпанье разобрала, что эта женщина сдавала моему шурину комнату для свиданий с другой женщиной. Та была постарше моей младшей сестры. Я видела ее. Сердце мое обливалось кровью. И тогда я поняла, о чем моя сестра говорила со своим мужем в лодке ночью. Думаю, он признался ей в том, что полюбил другую. И тогда с моей сестрой, видимо, что-то произошло. Возможно, она кричала, она кричала, как раненая птица, она стонала от боли, которую он нанес ей своими откровениями. А ночь всегда вызывает в человеке желание пооткровенничать. И кажется, что в глухой и свежей ночной тишине, напоенной ароматами трав и речной воды, все, что будет произнесено вслух, станет святым, чистым и что в эту минуту все друг другу все простят. Но он ошибся, мой шурин. Как он мне рассказывал, сидя за столом в моем доме и дрожащими руками стараясь раскурить сигарету, моя сестра чего-то испугалась, закричала, стала махать руками и показывать в сторону того самого острова, где потом нашли зеленую ленту. „Там кто-то есть, я вижу… Мне страшно… не отдавай меня туда, мне плохо… Господи, как же мне плохо…“ Он сказал, что ему показалось, будто бы моя сестра там, той глухой ночью на реке, сошла с ума. Неожиданно. Возможно, она испугалась шорохов на соседнем острове. Мой зять сказал ей, что это птицы. Цапли или дикие утки. Но она так кричала, так разволновалась, что вскочила и опрокинула лодку. Он видел, что она сразу же ушла под воду. Потом ему показалось, что она плывет в сторону того острова. Он тоже был в воде. По самое горло. Лодка была перевернута, но ему удалось подцепить ее рукой и толкнуть к берегу. Ведь они были как раз посередине между берегом пустынного пляжа и тем самым островом, где потом нашли зеленую ленту. Моя сестра хорошо плавала и не могла утонуть. Кроме того, она не могла сойти с ума. Она была здоровой и умной. Я никогда не замечала за ней никаких странностей. Но мой шурин сказал мне, что она сошла с ума. Что закричала, перевернула лодку и утонула. А он остался жить. И все первые дни после смерти моей сестры он находил утешение в объятиях другой женщины, которую я ненавижу».

Глава 4Гроза

Александр приехал в свое адвокатское бюро «Алиби» затемно. Он опоздал всего лишь на три минуты. Клиент, он же его хороший знакомый Валерий Писаревич, уже ждал его в кабинете, листая какой-то журнал.

– Ну наконец-то! – Писаревич поднялся со своего места, чтобы пожать адвокату руку. – А я уж тут часа два, представляешь?

Александр едва сдержался, чтобы не съязвить по этому поводу: Валерию, как видно, не терпелось как можно скорее уладить все свои мошеннические делишки, чтобы, бросив жену с ребенком, отхватить при этом еще и жирный куш в виде сильно возросших в цене акций Газпрома. Александр представил себе, как довольно он потирает руки, говоря об успешно провернутом дельце своей молоденькой любовнице, после чего с решительностью собственника овладевает ею. Эта картинка показалась ему пошлой, хотя всего час тому назад он лежал в постели с малознакомой женщиной и, в отличие от Валерия, не строил относительно нее вообще никаких планов. И если разобраться уж до конца, то мало человеческого, возвышенного наблюдалось у обоих любовников в момент близости. Они практически ничего не сказали друг другу, разве что обменивались взглядами, поцелуями, прикосновениями. Пусть я животное, но я люблю эту женщину. И мне все равно, кто она, сколько ей лет, кто ее муж и есть ли у нее любовники. Я хочу ее даже сейчас.