Читать книгу "Следователь по особо важным делам - Анатолий Безуглов"

Прокурор вызвал замначальника следственного отдела и представил меня. Мы отправились в его кабинет.

— Что это вы решили вернуться к самоубийству Залесской? — спросил Кукуев.

— Поступил сигнал. — Я рассказал о письме Мурзина.

— Если по каждому письму поднимать дела, никаких штатов не хватит, — покачал головой замначальника отдела и, спохватившись, добавил: — Впрочем, вам, наверху, виднее. Можете, наверное, позволить себе тратить время на одно дело. А у наших следователей в производстве по пять-десять одновременно…

— Знаю, — кивнул я, — Работал в прокуратуре области.

— Значит, бывали в нашей шкуре?

— Семь лет…

В его словах послышались доверительные нотки:

— Свой, выходит… Это хорошо. Должен понять. Скажем прямо, деля-то расследовано добросовестно. Парень теоретически подкован. Плохого, наверное, в аспирантуру не приняли бы, да ещё в Ленинградский университет. Так я говорю или нет? — Я пожал плечами. — Аспирантура, она требует… — он постучал пальцем по лбу.

— Требует, — согласился я.

— Вот именно. — Он посмотрел на меня долгим взглядом, вздохнул. Как бы согласился: хочешь не хочешь, от тебя, видимо, не отвертеться.

Я его понял. И предложил мировую:

— Возможно, понадобится ваша помощь.

— Группу создавать не будем, — сказал он твёрдо. — Людей нет.

— Ив управлении внутренних дел?

— Это — ради бога. — Кукуев взялся за телефон.

— Одна только просьба. Кого-нибудь из тех, кто уже принимал участие в следствии… Все-таки в курсе дела.

Он кивнул:

— Ладно, организуем. Старший лейтенат Ищенко.

Двадцать лет в угрозыске. Хороший работник. Пойдёт?

Я прикинул в голове — лет сорок — сорок пять. Опытный, наверное. Во всяком случае, учить не придётся.

— Пойдёт. Из местных?

— Нет. Но вы на это не смотрите. Край знает как свои пять пальцев…

Наверное, рыболов или охотник, подумал я. Обычно именно они хорошо знают местность.

В УВД края ответили, что Ищенко в командировке.

— С чего думаете начать? — спросил замначальника следственного отдела.

— Поеду в совхоз.

— Правильно, — одобрил он, — езжайте. Работайте. Может, и мы у вас кое-чему поучимся. — В его последних словах промелькнула едва уловимая ирония. — А Ищенко догонит. Это мы обеспечим, — закончил он.

Уладив в Барнауле ещё несколько дел, я вылетел в тот же день в Североозерск.

Кукуев сам проводил меня в аэропорт. Пожелал успеха. На этот раз без иронии. Хотя положение его, прямо скажем, было щекотливое. Дело согласился прекратить именно он. И если моё расследование опровергнет результаты предыдущего, неприятностей не оберёшься.

Правда, наперёд не угадаешь. Я тоже могу не найти ничего нового. Могу и ошибиться. Все мы люди, как говорится…

Человек, который придумал изречение «любое тайное станет явным», вряд ли имел отношения к следовательской работе. А если и имел, то был зарвавшийся оптимист или просто-напросто хвастун. Надо знать, как дорого даётся каждый процент раскрываемости. Есть, остаются ещё за скобками благополучных цифр неумолимые единицы… Папки, которые лежат в архиве с грифом: «Хранить до…»

Это значит, что кто-то из моих коллег потерпел неудачу. Преступник оказался хитрее, или ему здорово помогли обстоятельства…

Конечно, когда я летел в Североозерск на тихоходном Ан-2, у меня и в мыслях не было, так сказать, программировать на всякий случай возможную неудачу.

Собственно, я себе ещё и не представлял людей, с которыми столкнусь во время расследования. Ведь через них, их поступки, поведение ищешь истину.

Но одно я чувствовал. И это не мистика и не шестое чувство. Я даже не знаю что. У меня пропадала уверенность в том, что следователь, занимавшийся раньше делом о самоубийстве в Крылатом, поставил все точки над i. Мне вспомнился совет Ивана Васильевича: вести дело так, словно не было до меня никакого расследования. Но я и в самом деле не забывал о том, что оно было.

Выходило, что Залесская покончила с собой в результате угрызений совести или боязни разоблачения в измене.

Не бог весть какая редкая причина. Вину во всем она брала на себя.

Но может быть, её довели до самоубийства? Тогда это преступление. Тяжкое л сурово наказуемое. В принципе следователь шёл по правильному пути. Он расследовал именно эту линию. Но, внимательно изучив все материалы, я чувствовал, что мой предшественник, возможно несознательно, доказывал версию, изложенную в предсмертном письме самой Залесской.

Мне самому случалось встречаться с подобными случаями: с первых шагов факты до того завораживают, что отделаться от их убедительности или непреложности стоит огромного труда. Помимо этого, увы, кое-где проступали следы спешки. Пусть едва-едва заметно. Я их видел…

Ещё. Очевидцев происшествия не было. В таком случае проверка версии убийства, по-моему, обязательн-а. Как бы невероятно это ни выглядело… Любое невероятное может оказаться вполне вероятным, что нередко случается в нашей профессии, берущей начало чуть ли не в Древнем Риме…

Ещё Цицерон заявлял: «Даже честные граждане, не смущаясь, прибегают к подлогу».

Опять же — письмо директора совхоза Мурзина. Уверен, забот и хлопот у него, как говорится, полон рот. И если этот занятый человек, депутат Верховного Совета республики, берет на себя смелость и, что очень важно, ответственность обращаться к прокурору Российской Федерации с просьбой пересмотреть прекращённое дело, тут уж действительно стоит о чем задуматься.

И пишет он не только от своего имени. Видимо, общественность совхоза тоже хочет разобраться в этой трагической истории.

Ехать в совхоз с таким настроением, чтобы, подобно Цезарю, воскликнуть «пришёл, увидел, победил», я не имел никаких оснований. В конце концов, если я докажу, что мой предшественник прав, моя миссия будет выполнена.

Но так, чтобы никто не мог задать такого вопроса, на который я бы не ответил…

Самолёт опустился на зеленое поле. Аэропорт Североозерска — изба. Рядом

— традиционная полосатая колбаса.

Меня встретил милицейский «газик». Часа полтора хорошей гонки по не совсем хорошей грунтовой дороге. Мимо бесконечных полей, разделённых ровными квадратами лесозащитных полос.

В Крылатое добираемся в сумерки.

Большое село посреди степи, продуваемое со всех сторон. Домики из кирпича. Кое-где деревянные, финские. Утопают в садах. Главная улица хорошо освещена. Как везде — центральная площадь, обрамлённая двухэтажными домами.

Одинокий пёс поднялся с крыльца конторы совхоза, вяло шевеля хвостом.