Читать книгу "Бумеранг - Надежда Нелидова"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И чем больше я осмысливала то, что сказала няня, тем больше обмирала над открывшейся передо мной пропастью. Дикие мысли. Отчим тоже любил падчерицу, вот оно! Тоскливым холодом объяло сердце. Няня объяснила: ты была тихая, всё время спала. А братик плакал, неспокойный, по ночам будил. Но в сердце упало зерно. Я уже ничего не слышала. В голове: отец меня любит. Выделяет из всех. У него ко мне чувство. Мужское?! Всё кончено.
Заметила ли тогда няня, что я сижу в обморочном состоянии, с белым лицом?
Да, всё так и есть. Всё правда. Отец выделял меня среди прочих детей. Только меня ласково называл Олюшкой. Ну да… Он мужчина. А все мужчины вожделеют, если верить книгам. И он не исключение. «Больше всех любил». Какая мерзость. Боже, что теперь делать? Как жить с этим страшным открытием в маленьком девчоночьем сердце? Как существовать с отцом в одном доме, видеть его каждый день? Как себя с ним вести? Немедленно разорвать грязную липкую паутину похоти, которой он обволок меня. А я-то не подозревала. А он обнимал меня, гладил, прикасался ко мне. Вон оно что… Бежать его. Избегать. Замкнуться. Не разговаривать.
С этого дня, с этого часа близкий, милый человек стал омерзителен до судорог, до физической тошноты.
Он как раз вернулся с работы. Я, под впечатлением ужасного открытия, на ватных ногах ушла в детскую. Отец вошёл следом, заговорил о чём-то. Чтобы что-то ответить, я физически напряглась. Его присутствие было ужасно, отвратительно.
С этого дня я стала прятаться и избегать ничего не понимающего отца. Чем больше он не понимал, тем больше хотел от меня добиться: что происходит?! Чем больше он добивался встреч и выяснения отношений с глазу на глаз, тем больше я укреплялась в мысли: да, это не просто так с его стороны.
Однажды я, придя из школы, оставила шубку на диване. В доме больше никого не было. Он окликнул меня, чтобы я убрал шубу. Я на цыпочках ушла в спальню. Он пошёл следом. Я бесшумно на цыпочках убегала от него. Он постоял, раздумывая. Снова пошёл вслед с шубой на руках. Я с колотящимся сердцем продолжала прятаться. Он разгневанно, с силой швырнул шубу на пол. Когда он ушёл, я тихонечко её подобрала.
Я больше не могла обедать и ужинать с отцом за одним столом. Для меня это пытка была. Часто во время еды он сурово взглядывал на меня. Я опускала глаза и переставала жевать. Стискивала челюсти от неприятия всем моим маленьким женским существом этого ставшего чужим мужчины. С плохими, я не сомневалась в этом, мыслями в голове. Всё моё тело обмирало. Он, сердито вздохнув, принимался за еду.
Я сидела боком, на краешке табурета, подчёркивая своё отношение к нему. Он заговорил со мной, я отвечала сквозь зубы. Не отвечала, а цедила. Он не выдержал, привстал и в первый раз в жизни и гневно и звонко хлопнул меня книгой. «Ну не по голове же!» – крикнула мама. Я вскочила и, в слезах, убежала.
Потом я перестала выходить вообще в кухню. Ела после всех. Или мама, сжалившись, приносила тарелку в комнату. За столом домашние переговаривались вполголоса или тягостно молчали.
У мамы с отцом навсегда испортились отношения. Он упрекал её в том, что «ты настраиваешь детей против меня». Она отрицала это. И, в свою очередь, напоминала ему о какой-то давней супружеской неверности: дескать, дети не слепые. А я продолжала накручивать себя в бессмысленной ненависти. До звона, до угрозы лопнуть, заводила в себе пружину часов ненависти.
Я, тихоня, оказалась лидером в семье, в отношениях «дети – отец». Я заразила братишек неприязнью к отцу. Я забыла, когда называла его «папа». Я вообще никак к нему не обращалась. За глаза – саркастическое, пренебрежительное – «он».
Сколько непробиваемого упрямства, необъяснимой жестокости умещалось в моей маленькой черноволосой голове, венчающей плоское детское тельце. За что было дано страшное испытание отцу – моим диким подростковым умопомрачением, безумием? В его глазах навсегда поселился тяжкий вопрос, который он словно постоянно решал.
Однажды я подсмотрела за ним. Он сидел, понурив седую голову, глядя в пол и в никуда. Он напоминал недоумённого, беспомощного, оглушённого быка, которого ударили обухом топора по широкому лбу. И покорно подставлявшего шею под следующий удар.
В конце концов, мама с отцом разъехались. Отец был брошен нами и доживал один. Даже когда я вышла замуж и родила, я не могла выйти из роли, превозмочь заданную программу. Холодно с ним обращалась. По мере возможности избегала его присутствия и никогда в жизни больше не назвала «папа», разве что в поздравительных открытках. Но и это стоило мне напряжения и усилия над собой. Он смирился. Кротко смотрел слезящимися глазами и качал головой: «Ох, Олюшка, Олюшка? Что тебе не так, дочь?»
Высох, поседел, как-то весь высветлился. Ссутулился, ходил, шаркая ногами. И ушёл, непонятый, оболганный. Вот во что проросло зерно, брошенное мной в детстве.
Отец давно простил меня, я знаю это из снов. Сны – это когда мозг спит, а отдельные клетки бодрствуют. И по своей необъяснимой логике прокручивают «клипы»… Отец не произносит в них ни слова. Но я чувствую, что простил мне всё. Всю меня без остатка простил. Я ощущаю его бесконечную многообещающую любовь. Он обещал, что и дальше будет защищать меня, насколько это в его силах».
Ольга уезжает. Чемодан у дверей, такси у гостиницы. Она одевается.
– А как же столбняк? – вспомнила я. – Рука?
Ольга сняла перчатку и молча показала руку: даже рубца не осталось.
При прощании она вдруг отчаянно цепляется иссохшей рукой, с болью вскрикивает: «Помогите! Сделайте же что-нибудь!» Дрожащие руки беспомощно теребят край вязаной кофточки. Сама Зоя Андреевна на встречу не смогла бы дойти: инвалид второй группы с сильнейшей сердечной аритмией, с букетом хронических сердечно – сосудистых болезней. Привела такая же старенькая приятельница. Передвигаются кое-как, с трудом одолевают один лестничный пролет. Обе маленькие, седенькие, невесомые, как пушок: ветерок дунет – унесет.
На предложение пожить в приюте для пожилых с негодованием, оскорблено даже вскидывает голову: «Ну, нет!» Я понимаю Зою Андреевну. До сих пор она по привычке держит голову высоко, в выцветших глазах поблескивают властные искорки, тонкие брови строго и горько сдвинуты. Бывают нефтяные, золотые, водочные короли – а она была мебельной королевой застойных дефицитных лет, заведовала сетью мебельных магазинов. Была в большой силе, полгорода смотрело ей в рот, одно ее слово, один звонок многого стоили.
А вот поди ж ты, не нажила палат каменных: огород, гараж, типовая двухкомнатная квартира. После смерти мужа живут в той квартире Зоя Андреевна, дочь Рита, зять и двое внучат.
Семимесячный Гришенька при виде бабушки гулит, улыбается беззубым ротиком и тянется к ней. Но дочь резко разворачивается и уносит внука, адресуясь к матери: «Пора тебе подыхать». Шестилетняя внучка Танечка старательно вторит: «Пора тебе подыхать, бабка Ёжка. Скоро папа выроет глубокую яму, мы туда все твои шмотки выкинем. Живи там, чтобы мы тебя не видели».
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Бумеранг - Надежда Нелидова», после закрытия браузера.