Читать книгу "Варварский берег - Валерий Большаков"

Поднявшись на палубу, он поневоле прикрыл глаза – яркий свет дня слепил его, как сову, сдуру вылетевшую из дупла в полдень.

Моргая, Драй ничего не видел за слезами – всё расплывалось. Но на слух не жаловался. Команда брига желала ему всех благ на новом поприще:

– Месяц точно протянет!

– Полгода! Спорим?

– На галере-то? Да они там мрут, как мухи перед зимой!

– Этот-то здоровый…

– Ну жирок с него быстро сгонят! А после и мясцо!

– Подумаешь! Кости-то останутся.

– А с них самый навар!

– Га-га-га!

– Ну и откормили же мы кабана этого…

– Во-во! Хватит уж ложкой черпать, пора на весло переходить!

– Не обделайся с натуги!

– Гы-гы-гы!

Жмурясь и щурясь, Олег протопал по сходням на пристань, где его торжественно передали на попечение суровой страже в темных кафтанах и шляпах, штанах и сапогах.

И безо всяких там бантиков и прочих финтифлюшек.

– Желаю приятно провести время! – издевательски сказал и. о. капитана брига, узкоплечий лейтенантишка. Он едва сдерживал прорывающийся хохот. – В увеселительной прогулке… на галере!

– Чтоб вам всем попередохнуть! – от всего сердца пожелал Сухов.

В одних штанах, он ежился от ветра, гулявшего вдоль каменных купеческих домов, слепившихся боками, как пельмени.

Впрочем, идти пришлось недолго – бревенчатый барак для шиурмы, как звали гребцов галер, располагался неподалеку, всё на том же берегу Ньиве-Маас, грязноватой роттердамской речушки.

Вели Олега пятеро – четыре стражника во главе с ундер-офицером, чей статус выдавал широкий красный кушак, обмотанный вокруг пояса.

Барак с гребцами и вовсе целый десяток мушкетеров охранял.

В темноватой пристройке Сухова деловито обыскали, отобрали нож, зато выдали две казенных серых рубахи, две пары нижнего белья и пару чулок, плащ из толстого сукна, кафтан из красной пряжи, подбитый белым холстом, короткие широкие штаны и колпак, опять-таки алого цвету.

Вся эта одежка выдавалась раз в два года.

Столь долго задерживаться на галерах Олег не собирался, но зачем об этом знать посторонним? Огорчатся еще.

Толстый сердитый чиновник что-то спросил его недовольно по-голландски, а Сухов возьми да и ляпни на «великом и могучем»:

– Не понимаю!

– Московит? – оживился толстяк, переходя на корявый русский. – Самеч-чательно! У нас уже есть четферо тфоих соо-течес-тфенник, будешь пятым – и загребным! Эй, Пауль! Этого обрить и остричь. Прикуешь к нашей четверке. Галера «Нептунус». – Слушаюсь, экселенц…

Очень быстро Сухов лишился не только воли, но и усов с холеной бородкой, и длинных своих волос.

«Оболванили!»

Ничего, удобней будет парики носить – мода такая…

Олега ввели в сумрачный зал, где на деревянных помостах, прямо на досках, сидели и лежали гребцы-галеотти, как их звали венецианцы.

На галере «Нептунус» было пятьдесят два длинных и тяжелых весла, по пять гребцов на весло.

Если точно, то пятьдесят одно – вместо одной из скамей-банок по центру левого борта располагался очаг для готовки.

Выходит двести пятьдесят пять галеотти.

Вся эта вонючая разноголосая шиурма делилась на три категории: на добровольцев, которых стригли наголо, как всех, но дозволяли носить усы, на каторжников и рабов, лишенных подобной вольности.

Гребцы-волонтеры получали кое-что за свои труды, они свободно ходили днем с колодкой на ноге, а вот каторжников с невольниками могли и вовсе на берег не пустить.

Так и ночуй на узкой скамье или под нею, прикованный. И без удобств.

– Сюда, – буркнул кузнец, указывая Сухову на четверых бритоголовых, сидевших в рядок с краю помоста.

Олег остановился. Сердце дало сбой. Шурка Пончев. Ярик Быков.

Этого не могло быть, но вот же они! Сидят, на него таращатся. А это кто с ними? Да никак Паха с Жекой! Сбылось…

– Привет, – сказал Сухов и уселся, подставляя левую лодыжку кузнецу.

Тот ловко приковал Олега цепью к общим кандалам «московитов».

– Пр-рывет! – завопил Пончик, подскакивая и гремя кандалами.

Тут уж все бросились к Олегу, до смерти напугав кузнеца.

– Ёш-моё! Ну, вообще!..

– Здорово, блин!

– Нет, ну это надо же, а?! Угу… – Понч, как эта пятерка называется?

– Какая?

– Ну пятеро гребцов, скованных одной цепью! Не бригада, а…

– Бранкада! Угу…

– Во-во! Это мы и есть!

Сухов тоже радовался. Как увидел, так и всё – радость великая, надежды лучащиеся.

Да само появление людей оттуда, из будущего, – это уже как обещание! И… впятером – лучше.

Одному в чужих временах, может, и вольготнее, но трудней – даже словом не с кем перемолвиться.

Не посторожит никто, когда ты с ног валишься. Не прикроет спину.

А тут – вон, сразу четверо друзей, боевых товарищей, не раз проверенных в деле.

Шурик, он же Пончик. Пухлощекий интеллигентлиберал, врач по образованию, домосед по призванию. Верный Санчо-Панса, Шурик не отставал от Олега и на Руси, и в Византии, и в Орде.

Яр Быков. Невысокий, плотный мужчина лет тридцати с небольшим, со смазливым лицом, полногубым и круглощеким, с задранным носом и лопухастыми ушами. Немного фат и позер, всё мечтал попаданцем стать, и – «сбылась мечта идиота».

Женька Комов и Пашка Лобов. Здоровяки-десантники, по дурости угодившие в X век, да так там и оставшиеся, – понравилось им в «мрачном Средневековье». Как говорится, нашли себя.

– Что, Жека? – спросил Сухов, ухмыляясь. – Это самое… выбросило?

– Еще как… – вздохнул Комов. – Блин, дурацкая эта физика!

– Ничего. Нас с Пончем только с третьего раза добросило. Как там Витька говаривал? «Кольцевой ретросдвиг с двадцатилетним радиусом». Трижды Т-кольцо замыкалось. Это самое… сначала нас из IX в X закинуло. Лет тринадцать прошло, и фьюить – в XIII! И только потом домой попали, в родимый XXI. А из какого вас?

– Из 962-го, – грустно сказал Евгений. – У нас уже и лодья своя была, и дружинка малая. Вот, блин!

– Ага, мы как раз по Непру плыли, – подхватил Павел. – Ну у вас тут бают Днепр. Ой, да ты ж в курсах, сиятельный!

– В курсах, – улыбнулся Олег.

– Ага… И вдруг как полыхнет сиреневым, а потом сразу туман голубой. И всё! И на Украине мы. Нас там чуть русскими шпионами не объявили! Еле через границу прошли. А чё делать? Ни паспортов, ничего! Хорошо, хоть золотишко при нас было. Переоделись, на попутках до Москвы доехали и сразу к тебе. А там Елена твоя. Так и так, говорит, пропал Олег, канул в век семнадцатый, да и с концами!