Читать книгу "Белочка и старуха Агата - Светлана Таова"

Остальные люди ходили вокруг него, щёлкали какими-то странными штуками, замеряли стволы деревьев, отламывали кусочки коры, раскладывая их по коробкам и даже копались в земле маленькими лопатками. Землю они тоже высыпали в коробочки, а потом ставили их одна на другую и связывали бечёвкой.

Белочка внимательно слушала всё, что рассказывал ей ворон, но так и не могла понять, что происходит. А потому не могла решить, что ей делать дальше: оставить всё как есть или отправлять гонцов за подмогой?

Устав от размышлений, Белочка решила немного подкрепиться. Надо ж было случиться такому, что рядом с ней оказался куст сонных ягод! В другое время Белочка обязательно заметила бы это, но сегодня она была слишком взволнована происходящим, поэтому не глядя сорвала ягоду и разжевала её. Белочка даже не успела удивиться необычному вкусу, как сон свалил её с ног.

Увидев, что девочка упала и не двигается, ворон решил, что пришла пора звать на помощь. Он полетел разыскивать Агату, Бурбыль или кого-нибудь ещё из ведьм.

Белочка крепко спала, когда из-за кустов вышла собака, похожая на льва своей важной поступью и размером. Собака направилась прямиком к лежащей под кустом девочке, села возле неё и отрывисто гавкнула несколько раз. Лай собаки не разбудил девочку. Сон её был очень-очень крепким. Не проснулась она и тогда, когда на зов собаки прибежал хозяин – лохматый седой человечек.

– Что тут, Бран? Что ты нашёл? Ах, боже мой, малышка! Откуда она здесь? Наверное, бедняжка заблудилась и теперь погибает от голода! Доктор, сюда, скорее сюда! – Человечек был суетлив и многословен, в отличие от спокойного пса. Тот только вздохнул, глядя, как мечется его хозяин.

Профессор Фрэнк Дум – а именно так звали хозяина пса – организовал экспедицию в дремучий лес, чтобы изучить его обитателей. Меньше всего на свете он ожидал встретить здесь ребёнка. Профессор редко сталкивался с детьми, совершенно ничего не знал о них, и поэтому был испуган появлением этой малышки. «Вдруг она больна, вдруг умирает», – причитал он. Никакие уверения доктора в обратном не успокаивали его.

– Мы возвращаемся в город, – заявил профессор. – Я не прощу себе, если с малышкой случится что-нибудь плохое. Наука подождёт, пока я не пристрою ребёнка туда, где ему будет хорошо.

Ах, если бы профессор знал, что именно здесь, в лесу, Белочке было хорошо, очень хорошо.

Глава 10

Профессор Дум знал множество интересных вещей про насекомых, особенно про муравьёв, самых разных: чёрных, рыжих, лесных, домашних. Но он совершенно ничего не знал о маленьких девочках. Кое-что ему мог бы рассказать его верный пёс, да только профессор, как и старуха Агата, языка животных не понимал.

Но даже, ничего не зная о детях вообще и о маленьких девочках в частности, профессор думал, что эта малышка спит гораздо дольше, чем обычно спят люди. Она спала, когда её несли на руках, везли в автомобиле, а потом и в поезде. И даже в городе, среди шума вокзала и гомона улиц, она так и не проснулась.

Профессор с тревогой смотрел на неё и даже щупал нос, так же как Брану.

«Нет, вроде не похожа на больную, но кто её знает», – озабоченно вздохнул он и решил посоветоваться со своей домоправительницей – женщиной мудрой и компетентной во всех отношениях, как она сама о себе говорила.

Домоправительница лишь взглянула на малышку и тут же распорядилась отвезти её в лазарет приюта для девочек-сирот.

– Там её осмотрит отличный доктор, – заявила она.

– Какая мудрая и добрая женщина, – прошептал профессор, с восхищением глядя на домоправительницу.

А когда она вызвалась сопровождать их, он просто задохнулся от переполнившей его благодарности. Профессор не знал, как разговаривать с доктором и с директрисой приюта, и был очень рад, что домоправительница пообещала взять переговоры на себя.

По правде говоря, домоправительница попросту боялась, что «тюфяк и размазня» (как она втайне называла профессора) «рассиропится» и решит оставить найдёныша у себя дома.

Тогда прощай спокойная и размеренная жизнь – чай с плюшками, долгие разговоры с приятельницей и необременительные заботы об одиноком чудаке-профессоре. Ребёнок будет шуметь, повсюду лезть, требовать внимания и ухода, отвлекать её от чтения газет со светскими сплетнями. «Нет уж, увольте!» – все эти мысли вихрем пронеслись в голове домоправительницы. Потому-то она торопливо надела шляпку и решительно, словно дирижёрской палочкой, взмахнула тростью:

– Вперёд! В приют!

Глава 11

Известие о найденной в лесу девочке достигло приюта раньше, чем автомобиль с восседавшей рядом с водителем домоправительницей. Профессор устроился на заднем сиденье, рядом со спящей девочкой. Брану пришлось остаться дома, хотя он был этим очень недоволен.

Как только автомобиль подъехал к воротам приюта, навстречу ему выплыла внушительного вида дама в лиловом платье и с причёской в виде высокой башни. Это была директриса приюта, госпожа Грэй.

Директриса успела сообразить, что появление в приюте «маленькой дикарки», как она окрестила про себя девочку, привлечёт к приюту внимание множества людей и конечно же щедрые подарки. Поэтому она улыбнулась профессору самой сладкой из своих улыбок и предложила поскорее показать ребёнка доктору.

Приютский доктор был и в самом деле очень толковым специалистом, но к детям относился с прохладцей. Измеряя температуру, заглядывая в горло или смазывая йодом разбитые коленки, он никогда не улыбался и не шутил. Ни разу не нашлось у него для маленьких пациентов ни тёплого слова, ни сочувственного ласкового взгляда.

Именно поэтому городские мамаши обходили его за версту, а воспитанницы приюта старались болеть как можно реже.

Совершенно равнодушно осмотрев спящую девочку, доктор уже открыл рот сказать, что не находит никакой болезни и не считает нужным оставлять её в лазарете. Но взгляд директрисы заставил его проглотить эти слова, и вслух он произнёс:

– Очень, очень сложный случай. Нужно длительное обследование, внимательное наблюдение и тщательный уход. Всё это возможно осуществить только в нашем приютском лазарете.

Директриса довольно кивнула головой, и причёска-башня угрожающе накренилась. У домоправительницы вырвался вздох облегчения, который наивный профессор принял за сочувственный.