Читать книгу "Мне некогда! В поисках свободного времени в эпоху всеобщего цейтнота - Бриджит Шульте"

Для Джона Робинсона и его желтого маркера воскресенье, 4 октября, – это день, полностью посвященный отдыху.

Вот как это было: с утра я сидела с Джеффом, чтобы Молли и их дети смогли пойти в церковь. Затем я подъехала к дому, чтобы отвезти дочь на пробы в балет «Щелкунчик», – она очень давно об этом просила. Времени оставалось мало, но она была еще не готова. Муж сказал, что они не смогли найти балетное трико.

– ОНО В СУШИЛЬНОЙ МАШИНЕ! – закричала я. – Я СКАЗАЛА ТЕБЕ ПЕРЕД ТЕМ, КАК УЙТИ!

После того как мы нашли балетное трико, я с трудом довезла дочь на пробы вовремя. На обратном пути наша машина заглохла. Я съехала на обочину и позвонила в техпомощь. Машину техпомощи мы ждали два часа. В это время мы с дочкой играли в «крестики-нолики» и «виселицу».

Скрипит маркер.

– Ну подождите, – говорю я. – Ждать техпомощь на дороге – это отдых?

– А! Вы же играли с дочкой, – Робинсон поправляет сам себя, – тогда это будем классифицировать как «занятия с детьми».

– А если бы я была в машине одна, это было бы отдыхом?

– Определенно, да.

Но Робинсон не отметил последние и самые лучшие десять минут того дня. После вечерней детской сказки я пошла проверить, как засыпает мой одиннадцатилетний сын. Это ежевечерний ритуал и самый любимый момент уходящего дня. Домашние задания уже сделаны, работа по дому окончена, и энергия сумасшедшего дня проходит – наступает ночь. Я прилегла рядом с ним, и он уткнулся в мое плечо.

– Мама, а если бы у тебя были сверхспособности, что бы ты сделала? – спросил меня сын.

– Наверное, я бы хотела летать, – ответила я. – А ты?

– А я бы хотел превращаться в кого угодно, – ответил он, засыпая, – если бы я захотел летать, я бы стал птицей. Мог бы превратиться в оленя или крокодила.

Эти замечательные и трогательные минуты Робинсон отмечает как «занятия с детьми».

В конце концов Робинсон находит около двадцати восьми часов того, что он называет отдыхом. И это в течение недели!

– Но они как-то не слишком похожи на отдых! – протестую я.

– Я всего лишь измеряю время, – пожимает плечами Робинсон и продолжает: – Я не занимаюсь хронотерапией.

Я боялась не только того, что Робинсон найдет у меня слишком много свободного времени, но и того, что он скажет, будто я недостаточно работала. Вместо этого мы обнаружили, что я обычно работала больше пятидесяти часов в неделю. В среднем я спала по шесть часов в сутки, учитывая даже то, что в выходные мне удавалось поспать чуть дольше. Если посчитать все время, проведенное в тревогах и беспокойном состоянии, то каждый час своего бодрствования я проводила, делая несколько дел одновременно.

Мы увидели, что я специально «подчистила» в подсчете некоторые действия, тоже требующие времени: уборку грязной обуви, развешивание верхней одежды, отсеивание почтового спама – а это занимает почти час каждый день! И моя ли в том вина, что я не проводила достаточно времени с детьми? На одной из недель они и их няня болели, поэтому я работала дома. Из семидесяти трех часов времени, которые они бодрствовали на той неделе, я провела с ними только семь часов. Может показаться, что такое присутствие дома было не совсем полноценным: «Я люблю вас, но я работаю. Закройте, пожалуйста, дверь». Но я была дома. С ними.

Я стала задавать себе правдивые вопросы о собственной жизни. Почему я чувствовала, что никогда не выполняю все намеченные дела? Почему я беспокоилась, что не провожу достаточно времени с детьми? На самом ли деле мне нужно было так часто наводить порядок в доме? Почему я думала, что не заслуживаю отдыха, пока не переделаю все намеченное? Почему каждый разговор начинался так: «Как дела?» – «По уши в делах. А ты?» – «То же самое»? Может, это правда, что мы всего лишь выставляем свою занятость напоказ, как говорил Робинсон?

Почему мой муж курит сигары, пока я делаю уборку после детского дня рождения? Когда мы начинали совместную жизнь, мы оба обещали друг другу быть равными партнерами, но как-то получилось так, что именно в мои задачи входят походы с детьми по врачам, поездки с ними на экскурсии, волонтерство на школьной книжной ярмарке и сидение дома, когда дети болеют. Почему? Почему у меня возникает чувство вины, когда я ухожу на работу? Гормоны? Или так устроен мой мозг? Или я стараюсь доказать другим, что только я могу воспитывать своих детей и не дам этого делать больше никому? Поэтому ли я беру все заботы об их воспитании на себя?

Мы с Робинсоном идем на обед в столовую кампуса. Он никогда не торопится. Едва он съел половину, как к нам подошли официанты и сказали, что столовая закрывается в 14:30, а на часах уже 14:45. «А я никуда не спешу», – ответил им Робинсон. Надо было видеть их в этот момент!

Я спрашиваю, знает ли он людей, которым удается из оборванных кусочков времени создать нечто цельное, что помогло бы им нормально работать, проводить полноценно время с детьми, супругами и родственниками, да и найти время освежить свои души тоже. Мне вспомнился знаменитый психолог Эрик Эриксон, который однажды сказал: «Самая полноценная жизнь есть у того, кто достигает внутреннего баланса между тремя составляющими: работой, любовью и игрой».

– Где мне это найти? – спрашиваю я. – Время на работу, любовь и игру для всех нас.

Робинсон пожимает плечами и говорит, что всегда хотел проводить больше времени с людьми, чтобы проникнуть в суть существования современных загруженных семей, но и ему это никогда еще не удавалось. Он застенчиво улыбается: «У меня лучше получается работать с цифрами».

Он задумывается.

– Вы знаете, – говорит Робинсон, – если хотите получить ответ на свой вопрос, вам нужно поехать на следующую конференцию IATUR[6].

– Что это?

– Международная ассоциация исследований использования времени. Конференция будет через несколько месяцев.

– Где?

– В Париже.

Глава 2

Свободное время? Это для монашек

Я только что придумала слово «супрс», которое означает «Совершенно Уставшая, но Продолжающая делать вид, как будто все отлично, и Реагирующая на Стрессы с медлительностью опоссума». Я тот самый супрс уже в течение семи последних лет.

Тина Фей, Bossypants[7]

В июле в Париже жарко. Очень жарко. Из аэропорта – сразу на конференцию. Сижу вся в поту в аудитории имени Жана Мулена в Институте политических исследований на улице Сен-Гийом. Чуть не засыпаю от усталости. Я голодна. Мне жарко. Я мучаюсь из-за многочасовой разницы во времени. И слушаю в полудреме монотонные речи о «времени и сбалансированном времени» и непонятных техниках его исследования на ежегодной конференции Международной ассоциации исследований использования времени. Из состояния ступора меня выводит выступление докладчицы, которая рассказывает о результатах опроса двухсот работающих родителей на тему стрессов, вызванных нехваткой времени.