Читать книгу "Шесть собак, которые меня воспитали - Энн Прегозин"

Моппет соответствовала этому понятию – компаньон. Ее присутствие, ее любовь стала ядром моего детского существования, источником добра и надежности. Я могла на нее положиться, любить, ничего не опасаясь. Она спала вместе со мной. Бывает ли в детстве что-нибудь лучшее, чем возможность спать со своей собакой? Моппет следовала за мной по пятам. Если я останавливалась и брала книгу, а затем усаживалась почитать, она садилась рядом со стулом. Если я читала долго, она ложилась и засыпала. Когда я приходила посидеть на ступеньках крыльца, выходившего на задний двор, рядом тотчас же возникал пушистый комочек – это Моппет укладывалась рядом, и мы вместе блаженствовали: дышали свежим воздухом и грелись на солнышке.

То, что Моппет была истинной собакой-компаньоном, подтверждалось ее сиюминутной готовностью испытывать вместе со мной что-то новое или же мириться с чем-то старым, что ей не очень-то нравилось. И не потому, что ей не хватало впечатлений. Чего она только не делала, чтобы доставить удовольствие мне. Эта готовность проявлялась сильнее всего во время наших прогулок с подаренной мне красной игрушечной коляской.

Не помню, что появилось у меня раньше: Моппет или коляска. Но помню, как однажды на Рождество я увидела отца через окно гостиной – он шел с коляской по боковой дорожке, пытаясь попасть в дом незамеченным, – и как при этом забилось мое сердце. Я не сажала в свою замечательную коляску ни кукол, ни другие игрушки. Разве может кукла сравниться с маленькой живой, дышащей Моппет?

С другой стороны, ни одну куклу не нужно было уговаривать сидеть в коляске. А Моппет очень даже нужно. Какому нормальному щенку захочется оставаться в металлическом корыте на колесах, который шатается и скользит, в то время как хозяйка радостно возит его по улице? Но Моппет послушно сидела. При этом я сюсюкала над ней, а проходящие мимо люди гладили ее. Но в какой-то момент ей надоедало терпеть всю эту шумную возню, тогда она выпрыгивала.

Я звала ее и сажала обратно, но спустя несколько минут она выпрыгивала снова, и было понятно, что добровольно в коляску она не вернется. Я возвращала ее обратно, приказывая «Сидеть!». Но только я собиралась продолжить прогулку, как она снова выпрыгивала, а ее взгляд говорил: «Мне это надоело. Давай сделаем что-нибудь другое». Я благодарила свою малышку за то, что она достаточно долго просидела в коляске, а себя утешала мыслью, что еще успею ее покатать.

И на следующий день я везла ее вниз по улице, заворачивала за угол, с шумом проезжала мимо витрин магазинов на Пятой авеню. Если же мне хотелось настоящих приключений, я объезжала вокруг всего квартала. Это заканчивалось тем, что Моппет выпрыгивала из коляски одновременно с извиняющимся и решительным выражением на морде, а взгляд ее ясно говорил – на сегодня прогулка окончена. Это не уменьшало мою любовь. Наоборот, я любила ее еще сильнее: ведь моя малышка делала все, что в ее силах, лишь бы я получила удовольствие, и от этого прогулки с коляской становились еще прекрасней.

Благодаря Моппет все мои дни стали ярче, красочнее, интереснее, она помогала мне познавать себя и до некоторой степени определила мое будущее.

Прогулки с Моппет приносили мне большую радость, воспоминания об этом не угасли во мне и по сей день. Конечно, этому предшествовали буйные прыжки возле входной двери. Потом мы выходили, и я ждала, чтобы Моппет пописала (ожидаемое событие, естественно, тут же происходило). Но это было лишь прелюдией к главному: к прогулке на улице. Деревья, стволы, которые она обнюхивала: бурьян возле деревьев, у которого она останавливалась прочитать послания; белка в саду у соседей; воробей, пролетающий над головой; одуванчик, растущий в трещине на боковой дорожке, ветерок, нежно пробегающий по шерсти, когда Моппет поднимала нос, чтобы вдохнуть его, – это была природа, которую маленький кокер-спаниель исследовал с таким удовольствием. Эти маленькие непредсказуемые дары природы – зрелища, звуки, запахи, движения – приводили ее в восторг, который передавался мне, пробуждая интерес к животным и растениям, ко всему этому хрупкому чуду жизни. Потому что природа находится не где-нибудь, не когда-нибудь. Она здесь и сейчас. И это счастье – немного прогуляться по улице с собакой!

Сейчас я гуляю с другой собакой и по другой улице. Я садовод и мне знакомы латинские названия деревьев и кустарников, мимо которых мы проходим. Я прочитала много книг по зоологии и поэтому могу заметить гнездовья птиц и норы земляных червей, на которые мы иногда наталкиваемся. Но видеть и чувствовать все это научила меня Моппет, когда мне было шесть лет.

А потом появился Бью, пес моего отца. История его знакомства с нашей семьей самая обыкновенная: однажды он пришел следом за моей сестрой из мясной лавки. Если рассказывать эту историю подробнее (я попросила Паулу сделать это), нужно начать с того момента, когда сестра стояла возле прилавка в мясной лавке. Она только что расплатилась, и продавец дал ей коричневый бумажный пакет с мясом, а затем сделал то, что делал всегда: протянул ей угощение – кусочек копченой болонской колбасы, завернутый в бумагу. Сестра ненавидела такую колбасу, но не хотела обижать продавца. Поэтому она взяла подарок, поблагодарила продавца, вышла из магазина и направилась домой, а когда отошла достаточно далеко, то положила колбасу в задний карман джинсов.

Паула не заметила, что бродячий пес заинтересовался ее карманом и идет за ней следом, пока, открывая двери, не обернулась и не увидела его. Так что Бью очутился у нас из-за куска копченой болонской колбасы. Если бы моя сестра любила такую колбасу и съела тот кусок, истории не было бы.

Бью был коричневой дворнягой среднего размера, но создавалось впечатление, что он много крупнее. Пес поднимал уши, когда чем-то интересовался, и опускал их, когда интерес проходил. Его длинный хвост был все время поднят (но когда пес умудрялся сотворить что-нибудь плохое, то поджимал хвост и ходил так, пока его не прощали). У него была очень выразительная морда. Без сомнения, он являлся помесью немецкой овчарки. (Правда, в пятидесятые годы буквально каждый хозяин коричневой дворняги среднего размера с гордостью заявлял, что это помесь немецкой овчарки). Что еще отличало Бью, так это его сообразительность и мужественный внешний вид. Эта мужественная дворняга очень привязалась к моему отцу, и я до сих пор отчетливо вижу, как они вдвоем с отцом идут по улице.

Я не помню, когда именно у нас появился Бью. Зато помню, что его появление не сопровождалось классическим: «Можно мы его оставим?! Ну, можно мы его оставим?!» Наоборот, мои родители были рады оставить у себя молодого симпатичного и при этом бездомного Бью.

Так что сначала он нашел кусочек болонской копченой колбасы. Потом он нашел нас: мать, отца, троих детей и кошку по кличке Китти. А когда переступил через порог, нашел и Моппет. И сразу же влюбился в нее.

Под впечатлением шедшего тогда диснеевского фильма «Леди и Бродяга», я представляла, что Бью – это Бродяга, а Моппет – Леди. Мне ничего не стоило остановить на улице прохожего (в те времена считалось нормальным разговаривать с незнакомцами), чтобы сказать: вот этот маленький черный кокер-спаниель – Леди, а большая коричневая собака рядом – Бродяга. Это вызывало улыбки на лицах прохожих, и они весело соглашались, говоря: «Да, да, конечно».