Читать книгу "Сталинград - Энтони Бивор"

Военнообязанные не ждали повесток. Они сразу пришли в военкоматы. Меньше чем через полчаса после обращения Молотова один их них, Виктор Гончаров, вышел из дома и направился в центр города в сопровождении своего престарелого отца, который, как он полагал, собрался только проводить его. Жена Гончарова, работавшая в трамвайном парке, не смогла вернуться домой, чтобы проститься с ним. Гончаров не предполагал, что его 81-летний отец, старый казак, «прошедший четыре войны»,[22]решил пойти в армию добровольцем. Когда в военкомате ему отказали, Гончаров-старший пришел в ярость.

Студенты Сталинградского тракторостроительного и механического института, расположенного неподалеку от огромного Сталинградского тракторного завода, повесили на стену большую карту, собираясь отмечать флажками продвижение Красной армии в глубь Германии. «Мы полагали, – рассказывала одна из студенток, – что враг будет сокрушен одним мощным решительным ударом».[23]Бесчисленные кадры кинохроники с новостями о росте производства танков и боевых самолетов убедили их в индустриальном и военном могуществе СССР. Эти сюжеты были вдвойне впечатляющими в стране, которая до самого недавнего времени являлась технически отсталой. Вдобавок всесилие сталинской системы в пределах Советского Союза делало его непоколебимым в глазах тех, кто смотрел на свою страну изнутри. «Семена пропаганды попали в хорошо подготовленную почву, – признавал другой сталинградский студент. – У нас в сознании сложился образ могучего Советского государства, и мы считали свою Родину непобедимой».[24]Никто из тех, кто слушал 22 июня 1941 года в Сталинграде заявление Молотова, не представлял себе, какая судьба ждет Советский Союз, и уж тем более не догадывался о том, что уготовано их образцовому городу с его современными заводами, прекрасными парками и кварталами белоснежных жилых домов, так красиво смотревшимися на берегах великой Волги.

Глава 2

«Для немецкого солдата нет ничего невозможного!»[25]

В ту ночь, с 21 на 22 июня 1941 года, дипломаты в Берлине и Москве могли только гадать, что происходит вдоль разделявшей их государства границы. Еще никогда министерства иностранных дел не были столь мало осведомлены о событиях. Почти 3 050 000 немецких солдат вместе с армиями других примкнувших к оси стран, доводившими общую численность войск до 4 000 000 человек, ждали приказа о вторжении в Советский Союз на всем протяжении его границ от Финляндии до Черного моря. «Мир затаит дыхание!» – заявил Гитлер на совещании высшего командования вермахта за несколько месяцев до нападения. Конечной целью было «создание оборонительной линии вдоль границы азиатской части России, от низовьев Волги до Архангельска»,[26]после чего последний промышленный район России на Урале можно будет уничтожить силами люфтваффе.

Это была самая короткая ночь в году. Сотни тысяч человек, занявших позиции в березовых и хвойных лесах Восточной Пруссии и оккупированной Польши, ждали сигнала к началу вторжения. Артиллерийские батареи, выдвинувшиеся в приграничные районы несколько недель назад якобы для маневров, были готовы открыть огонь. Бойцы орудийных расчетов, переодевшись в старую одежду, взятую у местных жителей, на крестьянских подводах подвозили снаряды и складывали их у заранее подготовленных огневых позиций. Многие солдаты верили в то, что это учения – часть масштабной операции, призванной скрыть приготовления к высадке на Британские острова.

С наступлением ночи, когда в немецкой армии были зачитаны приказы, сомнений ни у кого не осталось. Орудия выкатывали из сараев, где их укрывали от посторонних взоров, снимали маскировочные сетки, цепляли к лошадиным упряжкам, грузовикам и гусеничным тягачам с прикрытыми фарами и перемещали на огневые позиции. Артиллерийские наблюдатели находились на передовой линии вместе с пехотой, всего в нескольких сотнях метров от советских пограничных застав.

Некоторые офицеры из дивизий второго эшелона пили за успех предстоящей кампании выдержанное шампанское и коньяк, привезенные из оккупированной Франции. Кое-кто перечитывал мемуары генерала де Коленкура, которому Наполеон в 1812 году накануне вторжения в Россию сказал: «Avant deux mois, la Russie me demandera la paix».[27]Другие, пытаясь представить, что ждет их впереди, листали немецко-русские разговорники – те самые, что советские дипломаты отправили в Москву в качестве свидетельства готовящейся германской агрессии. Были и такие, кто читал Библию.

Солдаты разводили костры в своих замаскированных лагерях, чтобы обезопасить себя от комаров. Кое-кто играл на губных гармошках сентиментальные мелодии. Одни пели, другие оставались наедине с собственными мыслями. Многие боялись вторгаться в неизвестную страну, о которой они знали одни только ужасы. Офицеры предупреждали своих солдат, что, если те будут спать в русских домах, их покусают насекомые, переносчики инфекционных болезней. Однако многие смеялись над своими товарищами, которые собирались постричься наголо и сбрить все волосы на теле. В любом случае подавляющее большинство солдат верило своим командирам, утверждавшим, что насчет зимних квартир можно не беспокоиться. Например, капитан фон Розенбах-Лепински, командовавший мотоциклетным разведывательным батальоном 24-й танковой дивизии, заверял своих подчиненных: «Война с Россией продлится всего четыре недели».[28]

Подобная уверенность во многом понятна. Даже иностранные разведывательные службы не сомневались в том, что Красная армия очень скоро будет деморализована и побеждена. Вермахт собрал самые большие силы вторжения за всю историю – 4 000 000 солдат и офицеров, 3350 танков, около 7000 артиллерийских орудий и 2000 боевых самолетов. Немцы значительно улучшили уровень оснащенности автомобильным транспортом за счет техники капитулировавшей французской армии. Так, например, 70 процентов гусеничных тягачей 305-й пехотной дивизии – еще одной, которой предстояло в следующем году вести бои в Сталинграде, были французскими.[29]В то же время вермахт, прославившийся молниеносной войной на Западе, по-прежнему использовал свыше 600 000 лошадей для буксировки орудий, санитарных повозок и подвод с продовольствием. Подавляющее большинство пехотных частей передвигалось в пешем строю, поэтому общая скорость наступления не могла значительно превышать ту, с которой в 1812 году шла по России Великая армия Наполеона.