Читать книгу "Контрабасы или дикие гуси войны - Сергей Герман"

Во дворе, прислонившись спиной к стене дома сидит старик-чеченец. На его ногах резиновые калоши, надетые на толстые носки. Скрюченные от старости руки сжимают толстую палку. У старика как у тигра, жёлтые от ненависти глаза. Мы с автоматами в руках пробегаем мимо. Перщинг с бойцами за ноги тянут трупы двух мужчин. У одного из них выбритая голова и борода. Брюки заправлены в носки. Прибный разрезает на нём штаны, нижнего белья нет. Без трусов, значит ваххабит.

Из горящего дома прикладами выгоняют мужчину лет сорока. Он небрит, на лице кровь.

К дому подошёл БТР. Задержанному чеченцу связывают руки бельевой верёвкой, на голову натягивают куртку, заталкивают в БТР. Дом продолжает гореть. Во дворе на окровавленном и подтаявшем от жара снегу лежат несколько расстрелянных овец. Мне жаль бессловесных животных. Они то уж точно ни в чём не виноваты. Возникает, но тут же пропадает мысль:

— Господи, их то за что?..

Плачущие женщины за ноги тянут окровавленные пушистые тушки в сарай.

Мы прыгаем на броню, подъезжаем к комендатуре.

В кузове «Урала» привезли чеченские трупы, сбросили в чавкающую грязь. Завтра приедут родственники, завернут их в одеяла и увезут по домам, хоронить.

Пёс нервно курит, трогает меня за рукав:

— Лёха, ты знаешь, что такое, жопа? Жопа, это переводится — жизнь в опасности. Завтра могут ведь и нас в яму. Вот и выходит, что мы сейчас в жопе.

Кладбище

Кто-то из каракулевых папах, вечно отирающихся у комендатуры шепнул коменданту, что боевики собираются взорвать мусульманское кладбище, а потом свалить это на нас. Дескать федералы осквернили национальные святыни.

Местное чеченское кладбище сразу привлекает внимание отсутствием оград между могилами и лесом высоченных в 3 метра пик или металлических шестов. На концах некоторых — полумесяцы, флажки, флюгеры с чашечками, вращающимися на ветру.

Нам уже разъяснили, что так отмечают могилы тех, кто убит в бою. Если воин не отомщён — его пика смотрит в небо пустым остриём, у отомщённых на острие появляется полумесяц.

Отделение сапёров и разведка выдвигаются к кладбищу. Разделив кладбище на сектора, мы медленно осматриваем могилы. Движемся на безопасном удалении друг от друга, стараясь ступать след в след, кто его знает, что придумали эти чехи. Они ведь известные придумщики.

Может быть закопали фугас в землю и теперь только и ждут, когда можно будет угробить всех нас. Ощущение нехорошее.

Я смотрю на торчащие пики. На этом кладбище их очень много, оно ощетинилось ими, как дикобраз своими иголками. Много здесь было пролито крови, порою безвинно.

Говорят, что шариат не одобряет различные надмогильные постройки, типа камней с изображением покойного, поскольку богатые склепы, мавзолеи и гробницы вызывают у некоторых мусульман зависть. Также не одобряется, когда могила служит местом молитвы. Отсюда требование Шариата, чтобы надгробные памятники не были похожи на мечети.

На памятниках — арабская вязь. Рекомендуется на надгробном камне писать следующие слова: «Инна лиЛляхи уа инна иляйхи раджиун», что означает: «Поистине, мы принадлежим к Аллаху и к Нему будем возвращены».

Муаз бну Джабаль приводит такой хадис: Пророк сказал, что тот, у кого последним словом будут слова «Калимат-шахадат», обязательно попадет в Рай. Согласно хадису, желательно читать умирающему суру «Ясин».

Но пишут, кто во что горазд …

За четыре часа мы медленно осмотрели большую часть кладбища.

Растяжек и фугасов не нашли. Скорее всего каракулевые папахи пошутили над нами, заставив прочёсывать пустое кладбище. Возвращаемся домой. В голове занозой торчат стоящие ровными рядами пики. Сколько же их много! За каждой из них — наши жизни. Кровная месть в представлении чеченцев не имеет сроков давности. Выходит, что мои дети и внуки, через много лет тоже будут месить чеченскую грязь в этом непонятном и враждебном краю?

Ровно через три года гуляя по парку в окрестностях города Кёльна, я набрёл на немецкое кладбище. Здесь всё, как принято в Германии: аккуратные дорожки, ухоженные могилы, надгробья с распятиями, мерцающие свечи. Поют птицы, у некоторых могил копаются в земле родственники или служащие. Они добры и улыбчивы, подсаживают и поливают цветы и нет никаких торчащих пик…

Домой

На утреннем построении ротный объявил, что к нам едут телевизионщики. Личному составу было приказано побриться и привести себя в божеский вид. Алкоголь категорически не употреблять! В присутствии журналистов матом не выражаться! Правительство и вышестоящее командование не ругать!

На Дронове новенькие резиновые сапоги. Отмытая от липкой чеченской грязи обувь блестит и составляет предмет его отдельной гордости. Рота завидует своему командиру. В Чечне не грязь, а грязища, жирная и липучая, которая налипает к сапогам и ботинкам толстой тяжёлой лепёшкой устрашающего размера. Если её не счищать, через некоторое время она отваливается сама, под собственной тяжестью.

Ближе к обеду в сопровождении БТРа показался телевизионный микроавтобус. Телевизионщики были как телевизионщики, два парня оператора и женщина журналистка. Заправляла всем конечно же баба. Она сразу же вцепилась в Дронова, который по этому случаю нацепил на себя разгрузку с магазинами, нож разведчика и смотрелся как настоящий рейнджер.

Для достижения эффекта реальной боевой обстановки, майора ставят у стены школы, на которой красуется надпись краской «Аллах акбар» и выщербины от пуль.

В нескольких метрах поджигают автомобильные покрышки и теперь ветер гонит чёрный жирный дым прямо на красивое и мужественное лицо нашего командира, рассказывающего о вчерашней операции, уничтоженных боевиках, и тяжелых боевых буднях подразделения.

Журналистку, её зовут Ольга, интересуют злодеяния боевиков, подорванная бронетехника, трупы расстрелянных боевиками мирных жителей. Желание добыть сенсацию настолько очевидно, что Прибный начинает материться и уходит.

Объектив камеры скользит по заляпанным грязью боевым машинам, антеннам радиостанций, мелованной надписи на заборе «Мины», россыпи стреляных гильз на дороге и мирным жителям в каракулевых папахах, вечно торчащих у крыльца комендатуры. Сюжет снят.

Телевизионная группа плавно перемещается в апартаменты военного коменданта, где в честь высоких гостей даётся обед в присутствии старших офицеров комендатуры.

Примерно через пару часов появляется Дронов.

Рядом с ним, замок второго взвода Женька Келлер. Наш ротный лениво его вопрошает:

— Ну и где я тебе найду стрелка? Рожу что-ли? Бери своего.

— Не могу. Расстройство желудка у него товарищ майор. Сожрал что-то, а может быть даже дизентерия, гадит дальше чем видит.

— Ну да, чеченцы отравили. Купи ему памперсы на рынке!

Келлер косит на меня глазом. Что-то бубнит на ухо майору. Догадываюсь, речь идёт обо мне.