Читать книгу "Сеул – Хиросима. Август 1945 - Александра Флид"

– Вот и моя выгода из этой сделки, – заключает Кавада, глядя на дорогу и совсем не меняясь в лице. Словно для него всё это ничего не значит.

В доме капитана очень чисто и тихо. Всего две большие комнаты и ещё одна маленькая, небольшая кухня выстроена отдельно.

– Постельное бельё нужно менять через каждые три дня. Чистота в доме – приоритетная задача. Появление пыли недопустимо. Еду нужно готовить только раз в день. Аптечку всегда следует держать в состоянии готовности.

Кавада раздает указания так, словно она – одна из солдат. Коротко, чётко и ясно, Гён Ран даже не успевает кивать.

– Спать будешь в маленькой комнате, – напоследок говорит он, прежде чем выйти за дверь и направиться к машине.

Первые дни Гён Ран очень сильно нервничает, пытаясь выполнить свою работу так хорошо, как только может. Она дважды в день моет полы, вытряхивает циновки и протирает пыль. Каждый вечер ей приходится стирать его форму, а утром просыпаться засветло, чтобы успеть погладить одежду тяжёлым чугунным утюгом, для которого всю ночь во дворе тлеют угли.

Каждый раз, встречая его у порога, она замирает в страхе, что он заметит что-то неладное. Он содержит свои вещи в идеальном порядке, и требует от неё, чтобы она соответствовала его требованиям. Кавада немногословен, иногда откровенно груб, но за все эти дни ещё ни разу не прикоснулся к ней. Гён Ран знает, что этого не избежать, но в глубине души надеется на то, что он передумает и найдет себе кого-нибудь другого.

Хотя, если он потеряет к ней интерес, то сразу приведёт в свой дом другую – любая может стирать одежду, готовить ужин и убираться в доме. Тогда Гён Ран, скорее всего, точно будет казнена. Значит, Ин Су и Мин Хо останутся совсем одни. Они и сейчас одни, но, по крайней мере, она может надеяться на то, что когда-нибудь встретится с ними. Она тщательно обдумала свою ситуацию, взвесила все плюсы и минусы, и решила, что лучше ей остаться в живых, чем стать удобрением на рисовых полях. Каждую ночь, засыпая в чужом доме, Гён Ран думает о том, что делают её братик и сестренка. Ужинали ли они? На какой постели им приходится спать? Умылся ли на ночь Мин Хо? Крошка Ин Су никогда не забывает умыть свою чумазую рожицу перед тем как лечь в постель, а вот Мин Хо частенько отлынивает.

«Скоро эта война закончится. Скоро мы будем вместе, и я буду заботиться о вас», – улыбаясь, думает Гён Ран каждую ночь.

Кавада спит очень тихо, его дыхания почти не слышно, и иногда она просыпается посреди ночи, надеясь, что он умер во сне. Немного подумав, она одергивает себя, напоминая, что он – её единственный шанс когда-нибудь вернуться к младшим.

Ей часто снятся малыши. Они плачут и жалуются на соседку, которая забывает их покормить, заставляет работать и будит по утрам слишком рано. У малышки Ин Су красные глазки, опухшие губы и расцарапанные щечки. Гён Ран тоже плачет во сне и обещает, что вернётся домой как можно скорее, и тогда им не придется работать и просыпаться слишком рано. Она обещает, что купит Ин Су ещё десять таких же красивых стеклянных шариков с разными зверюшками внутри, обещает Мин Хо, что отправит его в школу этой же осенью. Наутро она встает с тяжелой головой и принимается за работу с удвоенным рвением. Война скоро закончится, ни к чему сейчас умирать.

Через неделю такой жизни Гён Ран начинает привыкать к чужому дому, вырабатывает свои привычки и осваивается с хозяйством. Придерживаться заданных правил оказывается совсем несложно, и она механически выполняет всю свою работу, перестав бояться вечерних возвращений Кавады. По ночам он даже не приближается к её комнате, и девушка уже начинает думать, что он, должно быть, пошутил насчет совместного сна.

Ровно через семь дней после её переезда, ей приходится принять тот факт, что капитан Кавада не умеет шутить.

Она только что закончила мыть посуду, и даже не успела снять фартук. Когда она раскладывает посуду в деревянном шкафу, Кавада подходит к ней со спины и дёргает тесемки, на которых держится фартук. Он никуда не торопится, и будь он её знакомым, то Гён Ран сочла бы эти движения волнующими, но сейчас она просто замирает на месте.

Не останавливаясь, не делая перерывов и не давая ей освоиться с его близостью, Кавада расстегивает пуговицу на спинке её платья, раскрывает горловину и спускает верхнюю часть с плеч. Её спина открыта, и Гён Ран зажмуривается, ожидая, когда он развернет её к себе, но Кавада оставляет платье в покое и принимается за её косу, развязывая ленту и распуская длинные чёрные волосы. Лишь после этого он уверенно берёт её за плечи и разворачивает её к себе лицом, не глядя ей в глаза. В его лице по-прежнему нет никаких эмоций, хотя руки продолжают своё дело, стягивая платье, освобождая рукава и сбрасывая его на пол. Она инстинктивно прикрывается руками, но холодный голос Кавады останавливает её:

– Опусти руки. Скоро ты к этому привыкнешь.

Он не собирается расстегивать свою рубашку, будто и не думая раздеваться вообще. Кавада по-прежнему полностью одет, и Гён Ран думает, что это несправедливо. Глядя на его одежду, она чувствует себя ещё более уязвимой. Ей хочется сжаться и закрыться, но она не осмеливается мешать ему.

После того, как его руки достаточно изучили её тело, Кавада наклоняется за платьем, вручает его ей и говорит:

– Иди в спальню.

Совершенно ясно, что речь идёт не о маленькой комнате, где она обычно проводит ночи. Гён Ран ощущает, как дрожат её ноги, пока она идёт впереди него. Она чувствует, что он продолжает смотреть на неё, наблюдая за каждым движением.

Он не пытается дотронуться до неё губами, ограничиваясь прикосновениями рук, но зато его глаза безотрывно следят за ней, улавливая малейшие изменения в выражении глаз, фиксируя движения губ и бровей. Словно он изучает её.

Гён Ран чувствует, как от его неторопливых прикосновений внутри пробуждаются какие-то незнакомые ощущения, она пытается заглушить их, считая, что это неправильно, тем более рядом с японским офицером, но Кавада не оставляет её ни на секунду, и тепло, зародившееся в животе, растёт и расширяется, заполняя всё её тело. Капитан приподнимается, разводит её колени и кладет свою ладонь на её губы, прежде чем сделать шаг, после которого уже нет возврата. Гён Ран и не думает кричать.

Так больно ей ещё никогда не было. Физическая боль сливается с чувством вины за то, что произошло. Гён Ран лежит в своей постели, думая о том, что Кавада остался лежать на испачканной красным простыне. Он отпустил её сразу же после того как всё закончилось, сказав, что она может уйти. Может быть, другая на её месте и обиделась бы, но Гён Ран только рада тому, что может полежать отдельно от него.

Понял ли он, что она не стыдилась его? Почувствовал ли, что она не боролась даже сама с собой?

Ей должно быть больно. Ей должно быть стыдно. Так её воспитали, так правильно, так заведено. Но от того, что эта ночь не принесла ожидаемых страданий, Гён Ран чувствует себя испорченной и никчемной тварью. Настоящая, воспитанная и благонравная девица проплакала бы всю ночь напролёт после такого свидания. Благочестие не подразумевает того, что она ощутила под руками капитана этой ночью. Гён Ран корит себя, но не чувствует отвращения к Каваде, который был с ней достаточно обходительным. Ей плохо от того, что она открыла в себе эту грязную и неподобающую черту. Она ещё не может охарактеризовать и дать название тому, что осознала, но точно знает, что это – настоящий позор, который не отмыть даже через пятьдесят лет.