Читать книгу "…И рухнула академия - Елена Мищенко"

Меня снарядили в командировку в Москву, чтобы я привез эти заявки, и я их привез. Когда мы их прочитали, мы поняли, что, слава Богу, этот Комитет поделили на отделы. В противном случае на нашу заявку на Т-образный блок нам бы прислали и самолет и швабру, так как все Т-образное в строительстве нам приписали в конкуренты. И начались бесконечные тяжбы, пока мы не опоздали с одним сроком на подачу аппеляции. Тут дело и заглохло. Потом мне объяснили до какой степени я был наивен. В тех институтах, где оформляют заявки, есть специальный отдел, который налаживает хорошие личные отношения с Комитетом, а дальше – уже дело техники. Так я впервые столкнулся с правовыми проблемами и тяжбами в творческих делах. Впоследствии я часто вспоминал фразу, сказанную мне одним знакомым юристом: «Что такое закон? Это узаконенное беззако-ние». Так было в СССР, ибо мы жили в неправовом государстве.

ИСК

«А как же обстоят дела с правами в Америке?» – задавали мы с супругой себе вопрос, бродя по Маркет-стрит. Мистер Питман был, очевидно, прав – полиция нам не поможет, а лоер захочет много денег. Опыт общения с адвокатами у нас был крайне мизерным. Только однажды мы позвонили одному адвокату, который, судя по рекламе, занимался решением вопросов, связанных с творческими делами. Нам сообщили, что за первую консультацию мы должны заплатить 50 долларов и назначили время. Адвокат был русскоговорящим, так что мы думали, что легко найдем с ним общий язык. Когда мы зашли к нему в кабинет, он усадил нас и попросил, чтобы мы изложили суть вопроса. Я рассказал, что я художник, что у меня намечается солидная выставка и что нас интересует, если какие-то картины будут проданы, то кому должен выписывать чек покупатель – мне или галерейщику, и как я должен распределить с галерейщиком оплату налогов за эти работы. Он встал с кресла с таинственным видом, прошел через комнату на цыпочках и прикрыл поплотнее двери.

– Давайте говорить откровенно, – сказал он шепотом, – вы хотите обмануть государство?

– Совсем наоборот. Я специально пришел к вам, чтобы узнать свои права, чтобы никого не обманывать и чтобы потом ко мне не было никаких претензий.

– Вы не хотите быть со мной откровенным. За что вы меня так невзлюбили?

Он поморочил нам голову еще десять минут, после чего содрал договоренные 50 долларов, так ничего и не объяснив.

– Спасение утопающих – дело рук самих утопающих, – решила Леночка. Надо самим изучать законы.

В это время мы вышли на площадь перед City Hall. В Филадельфии существует большое количество скульптурных памятников из бронзы с тщательной барочной проработкой фигур и одежды. Создавалось впечатление, что уже все политические деятели Америки были вылеплены, отлиты и поставлены на пьедесталы. Может быть, по этой причине, на площади перед мэрией, одной из основных площадей города, главенствующее место было предоставлено двум великим памятникам: гигантской 15-метровой бельевой прищепке и четырем огромным алюминиевым буквам LOVE, стоящим на хлипкой стальной этажерке. Между ними примостилась скульптурная композиция известного мастера Жака Липшица «Народовластие», которая, несмотря на большую экспрессию спресованных тел, ни в коей мере не могла спорить с гигантским символом постирочного бизнеса.

Приняв решение насчет спасения утопающих, мы обогнули знаменитую Прищепку, прошли на Уолнут-стрит в самый большой книжный магазин «Borders» и купили пару книг на тему – законодательство в артбизнесе. На следующий день мы принялись за их изучение.

Само слово «Артбизнес» звучит интригующе: картины мастеров, скульптуры, антиквариат, подделки старых художников, поиски новых талантов, галереи и аукционы. В былые времена этим почтенным делом занимались «моршаны». Профессия эта была полна драматизма и романтики. Они открывали новых гениев, не брезговали работами старых мастеров, подлинность которых не вызывала уверенности. Они скупали у владельцев парижских кафе рисунки и эскизы, сделанные художниками за рюмку перно, а после их смерти продавали эти рисунки за сумасшедшие деньги.

Сейчас эта профессия менее романтична, и занимаются ею галереи и галерейщики. В каждом торговом моле Филадельфии есть заведение с вывеской «Art Gаllery». Вы рассчитываете увидеть очередной вернисаж, картины, скульптуры, художников, сидящих в мягких креслах и обсуждающих тяготы творчества и интриги заказчиков.

Не обольщайтесь. Когда вы войдете в такую галерею, то в первой комнате вы увидите обычный бакалейный прилавок. На стенах вместо картин уголочки – образцы рам. В углу стойка с пачкой репродукций. Из глубины раздается скрежет пилы, расчленяющей багет, и звон стекла. Выбирайте принт и заказывайте к нему раму.

Когда отзвенит звоночек входной двери, появится хозяин в сапожницком фартуке и спросит вас по-английски с восточным акцентом: May I help you?

«А где же подлинники работ, – спросите вы, – где же холсты и акварели, где скульптуры из бронзы и красного дерева? Где, наконец, инсталяции авангардистов из сломанных стиральных машин и компьютеров? Где все это, я вас спрашиваю», – как говорил разгневанный Паниковский.

Мудрый хозяин-китаец извиняется и тихо выходит. Все, о чем вы спрашивали, тоже есть, но совсем в других местах. Не торопитесь, читатель, мы доберемся и до этого.

С правовой стороной артбизнеса оказалось все не так просто. Забрать картины можно только через суд, а документы для подачи в суд может подготовить только профессиональный адвокат. Круг замкнулся, – мистер Питман был прав.

И тут нам в голову пришла блестящая идея. Мы позвонили в Союз художников – Art Alliance (оказывается, что загнивающие капиталисты все же имеют такой институт). Нам назначили встречу с чиновником от искусства. Она нас внимательно выслушала, сообщила нам, естественно, что мистер Питман очень ловкий бизнесмен. В чем проявилась его ловкость, я так и не понял. Кроме этого мы узнали, что наш случай не такой уж редкий, и что у них есть группа адвокатов, которые бесплатно помогают потерпевшим страдальцам кисти и мастихина.

У нас в лексиконе появились слова, которые мы слышали от коренных американцев и которые казались нам недоступными, «наш адвокат». На следующий день без десяти одиннадцать мы вошли в здание, где на 16-м этаже был офис «нашего адвоката». В вестибюле сидел пожилой афро-американец и тщательно записывал в книгу время прихода и ухода каждого посетителя. «Солидно, – подумал я, – совсем как в ЦК КПУ, только без пропусков». По иронии судьбы это здание находилось через два дома от хором мистера Питмана.

На 16-ом этаже нас встретила «наш адвокат». Это была миловидная дама шоколадного цвета. На лице ее сияла улыбка. Это еще ни о чем не говорило, так как все административные дамы в Америке надевают на свое лицо обычно две формы. Первая – это улыбка, обозначающая крайнюю доброжелательность к собеседнику – обычно она относится к заказчикам. Вторая – это выражение крайней озабоченности, демонстрирующее большую занятость – hаrd working, это по отношению ко всем, кто может усомниться в том, что от этой дамы зависят глобальные судьбы государства.