Читать книгу "Жена авиатора - Мелани Бенджамин"

– Энн, я хочу, чтобы ты кое-что поняла, – проговорила она странным зловещим тоном.

Но прежде, чем она успела продолжить, на нас внезапно налетела мама.

– Ах, вот вы где, девочки! Спрятались ото всех! Я ведь просила вас помочь мне с полковником Линдбергом. Его просто атакуют – ох уж эти женщины! Можно подумать, что это второе пришествие Валентино![7]К тому же скоро начнутся танцы. Полковник категорически отказывается танцевать, и я подумала, что ты могла бы составить ему компанию. Посиди с ним, Элизабет, чтобы к молодому человеку не приставали. Ты видела эту графиню? Она в два раза его старше, как минимум. Конечно, и ты тоже можешь помочь, Энн, дорогая. Никто не ожидает, что вы будете танцевать. А теперь мне надо пойти поговорить с президентом. Сеньор Каллас, какая честь!

И так же быстро мама скользнула от нас навстречу президенту Мексики, которого я узнала по многочисленным фото в газетах.

– А что, если я захочу танцевать? – проговорила Элизабет с явным стремлением к бунту, чего я от нее никогда раньше не слышала.

Она направилась к полковнику Линдбергу, а я неохотно поплелась за ней. Он все еще стоял рядом с отцом с дежурной улыбкой на лице.

– А ты будешь?

Элизабет остановилась и посмотрела на меня.

– Нет! – И мы обе рассмеялись, объединенные, как обычно, чувством раздражения против мамы.

Все еще смеясь, она дернула за рукав полковника Линдберга и приблизила к нему свое личико. Она была так красива – раскрасневшаяся, с разметавшимися кудрями, что я не сомневалась: полковник беззащитен перед ее чарами. Я не встречала мужчину, который не был бы сначала сражен моей сестрой и, только получив отпор, замечал меня.

Но Элизабет не сразила полковника Линдберга. Она была невероятно красива, к тому же не замужем, несмотря на все усилия моих родителей, но даже ей не удалось отыскать слабое место в броне самого знаменитого мужчины на земле.

Осознание этого факта придало мне уверенности. Почему мне надо думать о том, какое впечатление я произведу на полковника, когда я точно знаю, что нулевое? Вскоре я сидела на диване перед камином рядом с Элизабет. С другой стороны от нее сидел полковник Линдберг. Я знала, что он не видит меня, и поэтому чувствовала себя свободно. Предоставив Элизабет вести беседу, я сосредоточилась на своем любимом занятии – разглядывании гостей.

Папа стоял в центре группы мужчин своего возраста, в которых я узнала членов совета директоров компании «Дж. П. Морган и Ко», где папа раньше был партнером. Они оживленно разговаривали, а папа – оживленнее всех. Он был самого маленького роста – всего лишь пять футов три дюйма[8], но своей энергией компенсировал этот недостаток. В этой компании он был единственным, кто родился в бедности, – факт, который он не скрывал, наоборот, очень гордился своим простым происхождением и никогда не давал нам, детям, забывать о нем. «Учеба, учеба, учеба» – было его постоянным лозунгом, и друг нашего семейства спросил меня однажды с удивлением:

– Почему вы, Морроу, так трясетесь над своим образованием?

Но образование сослужило хорошую службу моему отцу: он с наградой закончил Амхерст, потом Колумбийскую юридическую школу, где познакомился со многими сыновьями банкиров, которые помогли ему устроиться в компанию Дж. П. Моргана. А теперь он стал дипломатом, и многие понимали, что это может стать началом успешной политической карьеры. Некоторые даже предсказывали ему дорогу в Белый дом!

Мама всегда была рядом с ним, смягчая, успокаивая и сглаживая все шероховатости, вызванные случавшимися иногда неконтролируемыми выбросами папиной энергии. Это была ее обычная роль. Мама быль столь же вкрадчивой и нежной, насколько он был взрывным; даже сегодня вечером его смокинг выглядел на два размера больше, чем надо. Папа всегда утверждал, что женился удачно, и сегодняшний вечер подтверждал это. Я гордилась мамой, несмотря на некоторое взаимное непонимание; она была до кончиков ногтей женой дипломата в своем изысканном зеленом наряде, длинных перчатках и способностью находиться одновременно в нескольких местах, не меняя своей плавной, царственной походки. Она всегда казалась выше отца, хотя была почти на дюйм ниже. У обоих уже появилась седина. Волосы отца редели, жесткие локоны мамы были собраны в старомодную эдвардианскую прическу. Она утверждала, что на еженедельный визит к парикмахеру, чего требовали новые тенденции моды, у нее нет времени.

Игнорируемая всеми, я продолжала наблюдать за гостями и тем, с каким любопытством, иногда довольно откровенным, они ловили каждый жест полковника. Линдберг был настоящим магнитом – незнакомая, странно харизматичная личность. Ни наносного лоска, ни отработанного годами поведения. Глядя на него, вы не могли не думать о невероятности того, что он совершил, и одновременно о неизбежности этого. Он излучал такую спокойную уверенность, каждое его движение было исполнено такого благородства, такой естественности. Даже когда его речь временами прерывалась, глаза продолжали говорить. Казалось, они всегда видят что-то важное, что-то очень серьезное, находящееся за горизонтом.

– А вы не хотели бы, мисс Морроу? – Полковник наклонился вперед, обращаясь ко мне.

Застигнутая врасплох, я инстинктивно отшатнулась и увидела, что он покраснел.

– Не хотела бы я что?

– Полетать на аэроплане. Ваша сестра попросила взять ее полетать, и, естественно, я хотел бы пригласить и вас. Если вы захотите.

– Летать? Я?

Господи, я и мечтать не могла об этом!

– Не беспокойтесь, это совершенно безопасно, – проговорил полковник с улыбкой – первой естественной улыбкой, которую я заметила на его лице. Внезапно в нем появилось что-то мальчишеское. Он наклонил голову, и непокорная прядь волос упала ему на лоб.

– Летать вообще совершенно безопасно. Несешься в воздушном потоке, как птицы, – это просто божественно. Никогда и нигде больше я не чувствовал себя хозяином своей судьбы. Парить высоко над всеми мелкими страстями, борьбой и соперничеством, происходящими на земле, – как это прекрасно! Это здесь, внизу, существуют опасности, наверху их нет.

Я знала, что полковник способен на многое, но не думала, что он склонен к поэзии. Слушая его, я поняла с некоторым испугом, что хочу летать, хочу испытать это божественное чувство, хочу парить над землей, как это делал он. Быть выше всех, выше горестей и страхов, подняться над собой – над этим убогим телом, головой, полной сомнений, и сердцем, полным тоски.

– О, мне бы очень… – начала я, но внезапно заметила, что перед нами толпятся гости, слушая наш разговор, как будто мы – актеры на сцене. Внезапно у меня язык прирос к гортани, и я лишь отрицательно покачала головой, понимая, что разочаровываю его, но не в состоянии ответить иначе перед всем этим скоплением людей, прислушивающихся к каждому нашему слову.