Читать книгу "Тайны прошлого - Джулия Хиберлин"

— Почему ты не позвонила?

— Я не хотела тебя беспокоить, ты же возишься сейчас с папиными делами, и, боже, никто из нас больше на это не способен. К тому времени, как я к ней добралась, мама уже успокоилась. Она сказала, что у нее просто разболелась голова, и спросила, почему все так беспокоятся. А санитары в это время собирали тарелки, которыми она швырялась по комнате. За это ей выдали немного «В».

«В» означало валиум. Мне кажется, что со временем любое слово в английском языке начнут сокращать до одной-двух букв. Сэди, пристрастившаяся к общению со своим айфоном, шла в ногу с этой тенденцией, я же слегка отставала. Через сотни лет, наверное, лингвисты будут изучать наш язык и писать отчеты (короткие) о том, как неэффективно мы использовали свой мозг. Ну зачем подбирать длинное слово, если прокатит сокращение? Зачем держать в голове пятнадцать слов, которые означают одно и то же? Поэзия, нюансы, ритм — все это потеряет свое значение.

— Она тебя узнала? — спросила я у сестры.

— Нет. Ну, то есть да, но не сразу. После того, как мы сходили к Ирэн. — Сэди помолчала. — И немного прогулялись по полю.

Я снова легла на кровать. Неудивительно, что Сэди так легко меня простила.

— И что Ирэн?

— Я же слышу твой тон, Томми.

Для людей вроде моей сестры есть свои определения. «С приветом» — слишком грубо. Я предпочитаю «с широкими взглядами». Сэди — моя полная противоположность и одновременно самая любимая личность на земле.

Но вот для Ирэн в моей голове собраны совершенно другие слова.

— Она заставила ее лечь на стол. Ей кажется, что мама аккумулирует слишком много энергии у себя в голове, и от этого у нее головные боли и проблемы с памятью. — Сэди перевела дыхание. — Томми, клянусь, я видела, как из нее поднимается что-то похожее на туман. Мама даже вздрогнула. А потом мы мило пообедали в «Кэтфиш Кинг». Ты же знаешь, как она любит «Кэтфиш Кинг». Она называла меня Сэди Луиза. Она уже сто лет меня так не называла.

Я вовремя удержалась, проглотив фразу о том, что за улучшение маминой памяти Сэди должна благодарить жареную рыбу, а не бывшую католичку/ведьму/инструктора по йоге, имеющую пристрастие к марихуане.

Два года назад врачи диагностировали у мамы раннюю стадию деменции. Одиннадцать месяцев назад папа сдался и перевел ее в больницу, специализирующуюся на болезни Альцгеймера и ее многочисленных непроизносимых кузинах.

Неизлечимо. Есть только лекарства, которые могут облегчить состояние, но обычно не помогают кардинально. Нам всем было сложно это принять, но только Сэди до сих пор страстно искала сверхъестественное чудо, которое могло бы вернуть нам маму.

— Это замечательно, — осторожно ответила я.

— Правда?

— Правда. Ты молодец.

Я не лгала. Возможность выбраться оттуда на некоторое время наверняка пошла маме на пользу. Да и кто я, беглянка, такая, чтобы критиковать способы Сэди заботиться о маме, пока ее сестрица, как обычно, в сотнях миль к северу?

Мы закончили беседу, договорившись встретиться на ранчо в середине дня, с куриными КРБ и утверждением мира. «КРБ» — это куриные рубленые бифштексы.

Я провела двадцать потрясающих минут, подставив спину шикарному водному массажеру в душе, эквиваленту сильных мужских рук, которые разминают тебе мышцы, не требуя ничего взамен.

И пока я вытиралась, мой мозг, до сих пор без устали работающий, выдал очередную картинку. Мама выдергивает сорняки в саду, напевая себе под нос грустную блюзовую песню, которая странно чужда и яркому дню, и мелиссе, и кориандру у ее колен — самым радостным из растений. И все же мелодия чудесна. Она завораживает. Мне лет тринадцать, и я стою в паре метров от мамы, нарезая сирень для милых саше, которые бабушка любит укладывать в ящички с бельем.

Когда я спросила, мама рассказала мне, что это песня Этель Уотерс, классика двадцатых годов. Она сказала, что ее мама пела ей эту песню, когда она сама была маленькой. Мама почти не говорила о своей матери, и те несколько слов, крошечный лучик света, стали редким подарком.

Странная колыбельная, подумала я. Больше похожая на оплакивание.

Разве слезы в моих глазах не говорят тебе ни о чем?

Вскоре после того, как у мамы диагностировали болезнь Альцгеймера, я стала одержима всеми версиями композиции «Am I Blue». Элла Фитцджеральд, Линда Ронстадт, Рэй Чарльз, Бэтт Мидлер, Вилли Нельсон. Тогда казалось, что мне просто не хватает той мамы, которая помнила все слова, я будто надеялась поймать ее голос, записать в память, как на диктофон, чтобы снова услышать его в своей голове.

Но теперь я подумала, а возможно ли, что в свои тринадцать лет я подсознательно уже чуяла — что-то не так. И песня была подсказкой.

Холодный палец страха пробрался под толстый махровый халат, собственность отеля. Я вздрогнула. Посмотрела в зеркало и велела себе собраться, расчесывая пальцами мокрые пряди волос, спускавшиеся до середины спины.

Я никогда не верила в каскады, выстриженные челки и утюжки для выравнивания. Я просто мыла волосы. Расчесывала. И позволяла сохнуть на воздухе.

Я стригла свои волосы только один раз, три года назад, подарив их маленькой девочке по имени Дарси. В ее случае «А» означало алопеция, облысение. Она приехала на ранчо в жутком искусственном парике, с эмоциональными шрамами, которые на твоем сердце могут оставить только другие двенадцатилетние мальчишки и девчонки. Дарси больше всего на свете любила лошадей. А на втором месте после лошадей стояли мои волосы. Когда она уезжала, местный парикмахер состриг сорок сантиметров моего «добра». Я положила отрезанные волосы в пакет в качестве прощального подарка, что звучит странно, но на самом деле странным не являлось.

Майра, моя хорошая подруга, работавшая психологом на нашем ранчо, позже затащила меня к себе.

— Это не по протоколу, — сказала она.

— Думаешь, это было неправильно?

— Не знаю. Но, Томми, меня беспокоит не Дарси. И не другие дети. У тебя здесь самый высокий процент эффективности. Я не просто так отдаю тебе самых сложных детей. И именно о тебе я сейчас беспокоюсь. Ты слишком глубоко ныряешь. И я боюсь, что в следующий раз ты можешь отрезать себе нечто такое, отчего потечет кровь.

Я не была уверена, метафора это или нет.

— Я просто не знаю другого способа, — возразила я. — И я всегда отпускаю этих ребят.

— Ты позволяешь им уйти, Томми. Но ты никогда их не отпускаешь.

Я подхватила джинсы с пола у кровати, где оставила их прошлой ночью, понюхала подмышки персиковой футболки, которую взяла напрокат у Сэди, потому что в моем чемодане закончилась чистая одежда, нашла под кроватью бюстгальтер, откопала там же один ботинок… Второй нашла у двери.

Быстро оделась и проверила пистолет в сумочке.

Оружие не казалось мне лишним даже при свете дня. А потом я позвонила вниз и попросила вызвать такси, которое отвезет меня обратно к папиному пикапу в Стокъярдс. Виктор, как я помнила, сегодня обедает с одинокой мамочкой, с которой познакомился онлайн.