Читать книгу "Не надо меня прощать - Вера и Марина Воробей"

Зоя попыталась сосредоточиться, закрыла дверь в комнату и села в кресло. Вадим стоял перед ее мысленным взором, что называется, в полный рост. Она отчетливо «видела» его удлиненное лицо, густые блестящие волосы, даже зеленовато-серые глаза умудрилась разглядеть и запомнить. Наверное, она была единственным человеком в классе, сумевшим это сделать.

Постепенно процесс сочинительства любовной лирики захватил Зою всерьез. Ей нравилось подыскивать рифмы, эпитеты покрасочнее, слова, как можно точнее соответствующие ее внутреннему состоянию.

«Если получится плохо, ну, что ж, значит, я бездарь. Во всяком случае, ни одна живая душа о моем графоманстве не узнает. Это ж не танцы и не пение, когда ты весь на виду у публики… Это процесс, так сказать, интимный…» – успокаивала себя Зоя.

У нее уже появились наброски, которые она быстро записывала на клочке тетрадного листа, подвернувшегося под руку.

«Обязательно надо купить общую тетрадь, – мелькнула здравая мысль, – а то растеряю все листочки, еще, чего доброго, бабуля найдет, возникнут лишние вопросы. А это мне ни к чему».

К вечеру уже можно было с уверенностью сказать, что стихотворение «случилось». Зою не волновало его качество с точки зрения профессионализма. Основным критерием было то, насколько точно, по собственным ощущениям, ей удалось выразить свои чувства. На взгляд девушки, стихотворение получилось хорошим, так как отражало именно то, что она и хотела выразить, – тоску по любимому человеку и неизбывное желание быть рядом с ним. С удовлетворением еще раз перечитав свое творение, Зоя усадила перед собой Чака в качестве слушателя и негромко начала читать:

Я не хочу ни жить, ни умереть,

Ни по земле, ни по небу скитаться,

Зари не надо, что должна сгореть,

Звезды не надо, что должна сорваться…

Не жажду ни свободы, ни оков,

Ни славе, ни забвению не рада,

Я не стремлюсь в объятья сладких снов,

Не надо слов и жалости не надо…

Но если ты вдруг вздумаешь прийти,

Склонюсь устало к твоему плечу я,

Признаюсь с нежностью тебе, что ты,

Пожалуй, все, чего сейчас хочу я…

– Ну как, нравится? – спросила Зоя у Чака, лениво помахивавшего кончиком серого с голубым отливом хвоста.

Кот оставил свое мнение при себе и, коротко мяукнув, прыгнул Зое на колени.

4

– Слышь, Фишка, чего это наша новенькая как-то странно на тебя поглядывает? – поинтересовался любопытный Ермолаев у Вадима.

Только что началась большая перемена, и они расположились на подоконнике перед кабинетом химии. Сюда не добегала бестолковая и крикливая малышня, что давало возможность двум взрослым людям спокойно поговорить о делах насущных.

– Да? – вполне искренне удивился Вадим. – Не знаю… Я не замечал. А что, она в натуре смотрит? Может, тебе показалось?

– Ни фига себе, показалось! Да она с тебя глаз не сводит! Конечно, куда тебе кого-то заметить, кроме своей Лу…

– Фигню ты городишь, дружище! При чем здесь Лу? Да и не моя она вовсе… У меня, если хочешь знать, в женском внимании недостатка не наблюдается. Иногда даже надоедает все.

– Хочешь сказать, и Каркуша тебе надоела? А не она ли тебе «досвидос» сказала, а? – подначивал товарища неугомонный Ермолаев.

– Если ты не в курсе, так и нечего языком молоть, – надулся Фишка, но все же счел своим долгом объяснить: – С Катей у нас характеры разные оказались. Слышал, такое бывает у людей? И вообще я не собираюсь обсуждать ни с тобой, ни с кем-либо другим свои отношения с девушками. Ты лучше мне вот что поведай, – сменил он тему разговора, – тебя Наумлинская на свой день рождения приглашала?

– Приглашала. Да она, по-моему, почти весь класс позвала. Классно оттянемся… Ты, кстати, в курсе, что сие празднество не у нее дома будет, а в «Гараже»?

Вадим поморщился. Новомодная пиццерия под названием «Гараж» ему не очень нравилась, он чувствовал себя комфортней в более спокойном, романтическом интерьере или уж, на крайний случай, в привычном минималистическом интерьере кафе «Два клона». Но тут уж выбирать не приходилось.

Следующим уроком была химия. Фишкин неплохо разбирался в ее премудростях, поэтому позволил себе слушать вполуха. Намерения на этот раз у него были иные – проверить, что там насочинял приколист Ермолаев. Лично он, Фишка, был на все сто уверен, что все это – плод Юркиной безудержной фантазии, но в душе все же зародились сомнения… А вдруг правда? Хотя, с другой стороны, ну и что с того, даже если Зоя и пожирает его глазами? Ему-то без разницы. Ну влюбилась девочка, что тут особенного? В него-то еще как можно влюбиться! Но она-то ему совершенно безразлична. Нет, как одноклассница новенькая, конечно, ничего – отзывчивая, невредная. Ну и все, не более того!

Так или примерно так рассуждал Фишкин, украдкой наблюдая за Зоей. Она сидела через проход от него, на одну парту ближе к учительскому столу, чем он сам. Делая вид, что смотрит в окно, Вадим то и дело косился в ее сторону, однако ничего интересного не заметил, поэтому в его голове возникло два вполне разумных предположения: либо Зое неудобно сидеть, повернувшись назад, либо Ермолаев, как обычно это с ним происходило, все выдумал. Просто так, от скуки.

Другой бы на месте Фишкина после первой же неудачи бросил эту затею и думать бы о Зое забыл через минуту, но Вадим был не таков. В нем проснулся охотничий азарт, и он стал потихоньку наблюдать за новенькой на всех уроках и каждый раз, когда ловил на себе ее робкий и в то же время восхищенный взгляд, ставил в уме плюс, а в конце дня все эти плюсы подсчитывал.

«Да, надо признать, у нее в глазах есть что-то такое… Неужто втюрилась в меня на самом деле? – не без самодовольства размышлял Фишкин. – Ладно, мне-то что! Пусть себе любит на здоровье. Жалко, что ли? Мне-то ее чувства параллельны, хотя, конечно, если быть уж до конца честным, то мне это скорее приятно, чем наоборот».

Вскоре Фишкин как бы привык к почти постоянному вниманию Зои и благосклонно принимал ее молчаливую, робкую влюбленность. Это изрядно льстило его самолюбию и, ко всему прочему, служило лишним поводом позлить надменную Лу.

– Ну что, убедился, что я не вру? – поинтересовался Юрка Ермолаев у Вадима, когда они столкнулись после уроков возле раздевалки.

Там было пусто, почти все разошлись по домам, только три сиротливые, возможно даже забытые кем-то куртки безжизненно повисли на крючках.

– Ну, допустим…Что это меняет? – сухо поинтересовался Вадим, застегивая молнию на своей модной, синей с желтыми полосами куртке.

– Тебе что, по барабану? – изумился Юрка. – Да если б Черепашка на меня хоть раз так посмотрела, я бы, наверное, умер от счастья!

– Не гони, Ермол, – остудил товарища Вадим. – Терпеть не могу этих слезовыжимательных базаров!

– Знаешь, а на меня никто никогда не смотрел такими глазами… Это же офигенно приятно, наверное, да? – не унимался Юрка.