Читать книгу "До свидания, Рим - Ники Пеллегрино"

Mamma шила умело и быстро, но с этим платьем она не стала спешить, не желая сделать ни одного неудачного стежка или неровного шва. Платье запросто могло сойти за модель из какого-нибудь шикарного магазина на Виа Кондотти. Я в нем просто преобразилась: кончики волос касаются обнаженной спины, в глубоком вырезе видна высокая грудь.

– Можно мне тоже примерить? – попросила Кармела. – Ну пожалуйста!

– Оно на тебе повиснет, cara, – рассмеялась mamma. – У тебя пока не та фигура. Может быть, через несколько лет…

– На что Серафине такое нарядное платье? Она же никуда не ходит.

– Вот теперь и начнет ходить, – весело ответила mamma. – Кто знает, Серафина, что принесет тебе это платье…

Я повернулась к маме спиной, чтобы она расстегнула молнию.

– Нет-нет, не снимай, – остановила она меня. – Давай сходим в бар – пусть девчонки на тебя полюбуются. Только выпьем по бокальчику, cara, и сразу вернемся домой. Должны же все посмотреть, какое шикарное платье я сшила.

Кармела тут же заявила, что поможет мне навести красоту. Ей нравились мамины баночки с кремом, мягкие пуховки для пудры, золотые тюбики с помадой, а больше всего – прессованная косметика от «Макс Фактор», которой, если верить рекламе, пользовалась сама Элизабет Тейлор.

– Можно мне с вами? – упрашивала она, намазывая на щеки румяна и любуясь своим отражением в зеркале. – Только на один стакан кока-колы. Обещаю вести себя хорошо!

Mamma с улыбкой покачала головой:

– Иногда ты так похожа на меня в молодости, Кармела… очень похожа…

* * *

В баре на углу громко играл рок-н-ролл и трепыхались на ветру желтые зонтики. Мамины подружки уже сидели за своим любимым столиком. Едва они нас увидели, как закричали официанту, чтобы нес еще кампари. В мой бокал он положил дольку апельсина и яркий бумажный зонтик.

– Ваш первый коктейль, – торжественно произнес он, ставя бокал на стол.

Все начали суетиться вокруг нас: восторгались платьем, заставляли меня кружиться, чтобы посмотреть, как развевается юбка; потом распустили мне волосы и, когда они мягкими волнами рассыпались по плечам, принялись восхищенно ахать.

– Очаровательно! – объявила mamma.

– Да, так гораздо лучше, – согласилась Джанна.

Кампари оказался горше, чем я ожидала, зато приятно пузырился. Я пила маленькими глоточками, стараясь не пролить на платье. Как только я осушила бокал, мне тут же заказали следующий.

– Ваш второй коктейль, – со смехом сказал официант.

Второй бокал я прикончила быстрее. Мир вокруг начал приятно расплываться, свет как будто стал мягче.

Кто-то из женщин надел мне на руку золотой браслет, и я не сказала ни слова, хотя ощущать прикосновение нагретого чужим телом металла было противно. Мне начесали волосы и накрасили губы. Я не возразила, даже когда Джанна занялась моими ногтями, дымя сигаретой мне в лицо. Все это напоминало вечеринку, встречу добрых друзей.

Mamma взглянула сначала на темнеющее небо, потом на часы.

– Уже поздно, – сказала она, и веселье сразу прекратилось.

Женщины начали поспешно пудриться. Джанна брызнула на запястья еще духов и провела за ушами.

– Ты с нами? – спросила она.

– Нет, не сегодня, – ответила за меня mamma. – Серафина пойдет домой к сестрам.

Джанна бросила на меня не то насмешливый, не то презрительный взгляд, небрежно пожала плечами и сказала:

– Конечно, беги домой к другим детишкам. Ну а мы пойдем на работу.

И я побежала. От выпитого в голове громко стучала кровь, но я продолжала бежать, придерживая юбку обеими руками, и остановилась только перед дверью квартиры.

Кармела слушала пластинку Марио Ланца – его кристально чистый голос доносился до меня через дверь. Он пел «Аве Мария». Я закрыла глаза и замерла, вспоминая, как в «Серенаде» на этой песне Марио понимает, что к нему вернулся утраченный талант. Он нерешительно берет несколько первых нот, потом дает песне развернуться, свободно взлететь под своды, и вот уже вся церковь звенит от его голоса. Я слышала «Аве Мария» раз сто, но той ночью, стоя у приоткрытой двери, я внимала ей, как чуду.

– Кто там? – крикнула Кармела, убавив звук. – Серафина, ты? Почему не заходишь?

– Я слушала Марио Ланца, – ответила я. – Сделай погромче и поставь «Аве Мария» с начала.

Они с Розалиной сбросили с постели подушки и, лежа на полу, слушали музыку. Я устроилась рядом с ними. Кармела подняла иглу и осторожно переставила на начало песни. Пластинка тихонько потрескивала. Заиграл орган, а потом мягко вступил Марио. Он пропевал каждое слово бережно, как великую ценность. Постепенно его голос обрел мощь и заполнил собой квартиру, а заодно и все мое существо: я ощущала его каждой частичкой своего тела.

Когда отзвучала последняя нота молитвы, все мы какое-то время не решались нарушить молчание. Наконец Кармела задала вопрос, который мучил и меня, пока мы слушали Марио Ланца:

– Интересно, какой у него теперь голос? Может он спеть «Аве Мария» так же красиво?

– Конечно, может.

Кармела задумчиво посмотрела на обложку пластинки с изображением обворожительного мужчины в черном вечернем костюме. Его сфотографировали прямо во время песни: голова откинута назад, рука отведена в сторону.

– А вдруг он на самом деле потерял голос? Вот бы узнать, правда это или нет.

Розалина нетерпеливо пнула подушку.

– Какая разница? Мы ведь можем слушать его пластинки – вон их у мамы сколько. Перестань болтать и поставь Nessun Dorma[10]– это моя любимая.

Розалина была по-своему права. Даже если Марио Ланца навсегда умолк, его голос по-прежнему останется с нами – прямо здесь, в нашей квартире. Следующие несколько недель я крутила его пластинки так часто, что соседи начали стучать в стену. Оперные арии нравились мне ничуть не меньше популярных шлягеров, и неважно, пел ли Марио по-английски или по-итальянски – лишь бы слушать его сильный и чистый голос.

Платье в горошек так и осталось висеть на вешалке. С того дня я ни разу его не надевала и больше не ходила с мамой в бар. Каждый вечер, когда она отправлялась на работу, мы с сестрами, прижавшись друг к дружке, слушали Марио Ланца. Его голос всегда брал меня за живое и отгонял тягостные мысли о том времени, когда мне придется красить ногти и носить кольца. Он отгораживал меня от будущего. Его пение и улыбка были моим миром, и, пока в проигрывателе вертелась пластинка, все остальное не имело значения.

Be My Love[11]

«Знаменитый тенор Марио Ланца прибыл в Неаполь на борту лайнера «Юлий Цезарь». Под восторженные крики многотысячной толпы певец сошел по сходням, сел в лимузин и отправился на официальный прием, на котором ему присудили звание почетного гражданина города. После приема Марио Ланца посетил могилу легендарного оперного певца Энрико Карузо и сообщил журналистам, что очень рад наконец-то оказаться в Италии. Завтра синьор Ланца с семьей поедет поездом в Рим, где остановится в отеле «Бернини Бристоль» на Пьяцца-Барберини».