Читать книгу "Граничные хроники. В преддверии бури - Ирина Мартыненко"

– Она – сложный случай. Ей даже Катарина не указ, а серкулус на моей памяти только несколько раз смог хорошенько прижать ее, чтоб хоть как-то приструнить нашего главного механика.

– Помню.

– Да, было дело, – Ацту на мгновение замер, пытается подавить вырывающийся наружу зевок, но у него это плохо получилось. – Ладно, пойду я к себе. После дежурства едва на ногах держусь, – пожаловался он командору.

– Вижу.

– У Дэза плохое настроение. Так что попытайся все же немного поунять своих, а то серкулус может и взбрыкнуть, а потом еще и по шее надавать. Он у нас человек с характером. Не забывай, что есть еще и Катарина, без предупреждения способная задать трепку всем нам лишь за красивые глаза. На подобные проделки она настоящая мастерица.

– Согласен. Попробую что-нибудь придумать. Но не обещаю.

Дверь тихонько скрипнула и закрылась. Ацту ушел, оставив Бромура Туркуна одного.

Дни могут портиться по-разному. Иногда из-за погоды, иногда из-за нестыковок в расписании, или, того хуже, «особых» заданий, или глупейших промахов механиков. Но Бор ненавидел больше всего, когда, по чьей-то прихоти, дни портятся именно вот так. Его не страшила встреча с Андрейко, который мог испортить любой погожий день одним своим видом. Нет. Даже привычная фамильярность Микуны или порой проскальзывающая кичливость Ласточки не заботили Бромура Туркуна настолько сильно. Просто его с самого утра одолевало какое-то предчувствие. Орк знал, что, будучи путником, мог ощущать подобные вещи. Окажется ли все это хорошим знаком или же плохим, он не понимал.

Вот только Бор, как никто другой, осознавал, что высказанная его другом новость настолько подогрела котел свалившихся на его голову неприятностей, что теперь она попросту трещала по швам. К тому же была еще и Соша. Вот она-то точно даст всем жару, что аж свербеть в глазах от золы будет. Бромур чувствовал, что горделивая эолфка не отдаст без боя своего крылатика. Тем более миротворцам. В особенности после выигранной воздушной регаты. Даже госпожа Катарина не спасет сегодняшний день.

Бор вымученно вздохнул. И почему за все самое ужасное непременно отвечает именно он? Хорошо, хоть предупредили заранее.

К тому же ему не давал покоя тот досадный момент, что с некоторых пор его назначили командором их немногочисленного эскадрона. С таким-то количеством трудоспособных пилотов пытаться провернуть подобные реформы было очевидной глупостью, но их правительница думала иначе. Его мнения при решении данного вопроса не учитывали. Да и выбрали его на этот пост только из-за того, что Бор единственный из всех пилотов мог хоть как-то зыбко контактировать, а следовательно, идти на мировую с Сошей. Теперь из-за этого решения он был вынужден просиживать практически все свободное время в выделенном ему кабинете за картами и разработкой маршрутов, скрипя зубами потому, что пока не мог подняться в небо. Как раз его-то Бромуру Туркуну и не хватало. Раскатистого, пронизанного белесыми молниями, того удивительного красно-синего неба Изнанки, которое с повышением для него сразу стало чем-то недосягаемым и оттого еще более желанным.

От невеселых мыслей Бора отвлекло негромкое постукивание. Командор сразу же взял себя в руки и тихо произнес:

– Открыто.

Дверь приоткрылась, и на пороге возник Ласточка. Несмотря на то что они когда-то довольно долго были напарниками, Ласточка так и не смог приучить себя не стучаться в нынешний кабинет Бора, хотя сам командор постоянно говорил ему, что подобное необязательно. Только не учел, что даже такие чопорные алеги, как Ласточка, любят цепляться за традиции. Пусть совсем нелепые, как стук в дверь.

– Доброе утро, – поздоровался алеги.

– Утро добрым не бывает в принципе, – задумчиво протянул Бор.

– Неприятности?

Ласточка уселся на один из стоявших у стены стульев. Он откинул голову назад и закрыл глаза, точно пытался наверстать потерянный сон.

– Ага, я думаю, мы по уши в них.

Бромур Туркун никогда не понимал спокойствия друга. Особенно в подобных вопросах. Но пепельно-серое лицо алеги всегда было на удивление безоблачным. Единственное, что выдавало его внутреннее напряжение, – курение. А он курил постоянно.

– Забавно, – начал Ласточка, прикуривая дешевую сигарету. – На солнце опять пятна.

Бор давно знал алеги. Знал и его манеру изложения. Очень давно. Но вот запаха его сигарет он не выносил. Да каких там сигарет – скорее самокруток. Настолько вонючих, что порой их запах можно было складывать и резать, а потом из полученного материала строить дома. Очень много домов.

Опять его кабинет превращался в конвейер тумана и дыма. У Бромура Туркуна уже начали слезиться глаза, и он с трудом сдерживал себя, чтоб угомонить рвущийся наружу чих. Наверное, такое же ощущение терзает непосредственных очевидцев в преддверии извержения вулкана. Уж слишком распространившийся в кабинете алеги смог был похож на отравляющий газ с примесью пепла и пемзы.

– Вот только не думаю, что в них причина, – заметил как бы невзначай командор.

– Не в них, – кивнул Ласточка.

Алеги в очередной раз затянулся, выдохнул клуб белесого дыма, точно заправский белогорский дракон, и продолжил:

– У меня плохие новости, Бор.

– Куда уж хуже, – обреченно вздохнул орк.

– Уж поверь моему опыту, – уверенно ответил ему Ласточка, – они действительно плохие.

7:30

Сули быстро шла к своему корпусу. Звон ее каблучков дребезжащим эхом разносился по пустому коридору.

Гильдия Ветра – место едва ли обитаемое, а следовательно, практически не обремененное большой концентрацией жителей. Может, это было следствием бушевавших некогда Волн, эпидемий или просто каких-то глобальных внутренних катастроф. Увы, Сули слишком плохо знала историю той Гильдии, где она ныне проживала, и оттого точно сказать не могла, почему здешние дела именно такие. Но то, что другие Гильдии были намного гуще заселены, можно было заметить и невооруженным глазом. Там жители копошатся круглые сутки, и никогда не бывает таких пустующих часов, когда начинает казаться, что, кроме тебя самого, больше здесь никого нет. Пугающее и странное чувство. Особенно тут – глубоко под землей. В недрах раскинувшегося во все стороны Лабиринта.

Здешняя пустота немного страшит, завораживает и по-своему очаровывает. Но все равно пустота – это пустота, какой бы она прекрасной поначалу не казалась, в конце концов, рано или поздно все равно осознаешь и будешь бояться ее больше всего на свете.

«Пустой, пустой, пустой», – то и дело повторяла она про себя, даже не понимая, почему ей в душу так запало это слово. Вот так просто повторять его раз за разом – глупость. Несусветная глупость. Правда, лишь «пустоту» можно было хоть как-то увязать ко всему происходящему вокруг.

Сули попыталась направить свои размышления в какое-нибудь иное русло. Хотя бы вспомнить, как она однажды очутилась здесь и была поражена размерами самого Пути и количеством его обитателей. Вот тебе на, опять хочется произнести это и без того заелозившее сознание слово.