Читать книгу "Своей земли не отдадим! - Николай Кондратенко"

В итоге 126 членов Совета Федерации высказались за одобрение закона о свободной купле-продаже сельхозземель и лишь 14 проголосовали против, шесть — воздержались.

Среди противников закона был и Николай Кондратенко, член Совета Федерации от Краснодарского края. Правда, он не выступал на этом заседании, позже объяснив это тем, что уже просто устал повторять прописные истины, на которые никто не реагирует. Уже в кулуарах Большой Дмитровки он весьма негативно оценил это событие.

— Господи, прости их, они не ведают, что творят… Это самый трагический день в истории нашего парламентаризма, — грустно заметил он, явно не желая вступать в дискуссию. Однако разговорить его все же удалось.

— Кровь выпили у крестьянина, жилы вытянули у него через нынешнюю экономическую политику, через политику цен на энергоносители, — как всегда, эмоционально и образно говорил Николай Кондратенко. — В холодной засушливой континентальной России проводится идея и осуществляется в практических делах — выводить цены на энергоносители на так называемый мировой уровень. Но Бог по-разному создал страны и народы, когда одни живут в Сахаре, другие — в тундре, а есть еще и «переходящие цвета и оттенки». И при единых ценах на энергоносители россияне просто проиграют. Наша жизнь заканчивается…

И все эти годы наши крестьяне все это мужественно и стойко терпели. Говорят, что терпение — это черта русских. И пока мы терпим, но нет гарантии, что вскоре народ не взорвется против такого экономического «механизма».

Сейчас и коллективные хозяйства, и фермеры оказались без оборотных, без основных средств производства. У них нет никаких гарантий, они годами сидят без зарплаты. Ни одно правительство в мире так жестоко не издевается над своим крестьянством…

Надо всегда помнить, что земля в России — это в основе своей зона рискованного земледелия. Лишь 8 % земель более или менее конкурентоспособны. И, повторюсь, сравнивать с Европой никак нельзя. Два месяца назад мы были в Германии. Там по грудь уже пшеница, ячмень, травы, идут мягкие дожди. А одному члену делегации (он из Кировской области) в это время звонит жена и говорит, что дома — пять градусов мороза ночью и двадцать сантиметров снега выпало. Не то что капуста — березы почернели… Это и есть — реальные отличия.

И наше положение может стать таким, что 92 % земель вообще будут неконкурентоспособными. И здесь не зависимо: частнику или кому-то еще принадлежит земля. Кто-то говорит, что этот новый частник и будет хорошим и добрым. Однако мы все это уже проходили и знаем, что и как происходит в реальной жизни. На восьми процентах счастья не найдем, когда появится барин.

Мы много наслышаны о том, какой был Савва Морозов хороший, и вот уже сколько столетий о нем — единственном таком экземпляре — говорим и говорим. Однако мы все по натуре — жадноватые, что и говорить, и за зря свои деньги не выкинем и не потратим. Но все время думаем, что около нас вдруг появится благодетель. Посмотрите на историю России — уже барин у нас был.

А почему его свалили вниз тормашками? Да потому что он оказался безнравственным идиотом, который не видел ни души человеческой, ни ее потребностей. И только потом мы поймем, что самым большим гуманитарием, в принципе, был тот колхоз, который мы прокляли.

На Кубани все, что построено в станицах — дороги, газопроводы, школы, больницы, детские сады, клубы и дворцы культуры — все это построено колхозами. Поищите такого равного гуманитария бывшему колхозу. Никогда не найдете. Коллективное хозяйство можно ругать, но там была защита и демократия. Я всю жизнь проруководил краем и все время боялся этой демократии.

Я, как и все мы, хотел жить лучше других. И никто не хочет жить хуже соседа, это понятно. Но что меня держало: Кондратенко, не воруй, Кондратенко, не лезь к чужому, Кондратенко, не пей! Как раз та демократия, которая тогда существовала, когда на собрании той же первичной парторганизации или на колхозном могли бы сказать: ты — жулик, ворюга! И я знал, что тогда моим детям будет стыдно подходить к моей могиле. Это держало все время и кричало: включи тормоза. И не только меня — всех руководителей… А среди нынешних собственников лишь у единиц будут (и есть) такие тормоза. Посмотрите на практическую жизнь. Десятки тысяч людей голодают, да просто вымирают, а сотни — жируют…

У нас нужен такой экономический механизм, который в наших суровых засушливых условиях создавал бы предпосылки «к запаху прибыли». Но отечественного товаропроизводителя не защищали все последние годы, а теперь говорят: давайте продавать землю. Вернее, распродавать.

Сегодня крестьянин вынужден распродавать даже свои какие-то самые дорогие вещи, чтобы купить кусок хлеба. Он просто не может прожить по-человечески, не может лечить своих стариков, учить своих детей. И в это время мы объявляем куплю-продажу земли. Как можно идти на это?! Ведь обездоленный человек, конечно же, продаст свою землю. А завтра что будет? Что ожидает детей и внуков крестьянина? А еще вопрос: кто купит эту землю? Где у трудового российского человека — русского, черкеса, адыга, татарина — деньги, чтобы быть конкурентоспособным и приобрести землю? Купят все те же олигархи и все те ребята, которые успели урвать, ухватить от государственного пирога. Они-то и скупят всю российскую землю. А крестьянин окажется в рабстве.

Неужели кто-то надеется, что ему в таком рабстве у собственника будет легче, чем тогда, когда селянин работал в колхозе? Мы все время говорим, что колхозами внедрялась схема для порабощения крестьян. Как же мы не заметили, когда на заре демократии кричали, что надо человеку дать землю, чтобы он к ней хорошо относился и так далее. А теперь мы все забираем у этого человека, который вскоре будет вынужден продать даже свои три гектара. К этому его понудят обычные жизненные обстоятельства, потому что жить надо сегодня. И это уже не оборот земли, а ее распродажа…

После смерти моей матери ее пай в три гектара перешел мне. Безусловно, я эту землю никогда не продам, и сколько будет духу, этот пай будет работать в коллективном хозяйстве. Но каково многим другим крестьянам, которым сегодня не на что жить.

По поводу нормы по целевому использованию земли, якобы четко прописанной в законе, могу сказать, что ею может восхищаться лишь тот, кто не знает сельского хозяйства. Проконтролировать, осталась ли пашня пашней, — просто невозможно. Делается это только по количеству гектаров: сколько было пашни и сколько осталось. Но если посмотреть, какие преобразования произошли внутри, то можно увидеть, что, например, два чиновника за взятки свободно могут перевести пашню в другие угодья, а чтобы не сократилось общее количество гектаров, в другом месте — где-то на пустыре — оприходуют новые земли, якобы введут их в оборот, и назовут их пашней.

Например, на Черноморском побережье это давно уже происходит. В километровой зоне — самой злачной — около Черного моря сады уже ушли, потому что их вытеснили коттеджи и все остальное. Но общая пашня там не сократилась: в высокогорье под флагом мелиорации и рекультивации появилась новая пашня, которая документально так и оформлена. Но ее никто не будет использовать, она зарастет лесом, однако на бумаге будет числиться.