Читать книгу "Путин. Наш среди чужих - Ольга Видова"

Несмотря на декларативные высказывания Генерального секретаря КПСС на XXVIII съезде, именно этот съезд обнаружил, что перестройка незаметно для ее инициаторов вылилась в демонтаж советской системы. По хронике съезда видно, что третий день заседаний начался с тех же вопросов, что были поставлены Горбачевым еще в первый день. Более того, в процессе дискуссий не вырисовывается даже и намека на конструктивные предложения.

Между тем сложилась ситуация, когда новое еще только начинало проклевываться, а прежние механизмы жизнеобеспечения и функционирования общества оказались парализованными.

Вскоре после съезда встал вопрос о пересмотре Союзного договора и о создании нового. Предполагалось, что в нем должен быть четко сформулирован правовой статус союзного государства и союзных республик, закреплены их суверенные права, компетенции и пределы полномочий Союза, его законодательных, исполнительных и судебных органов. Необходимо было определить принципы взаимоотношений Союза и союзных республик в экономической, политической и социально-культурной сферах. Все народы республик рассматривались по-прежнему как народы единого союзного государства, которые, конечно, не могут произвольно устанавливать свои отношения, игнорируя интересы других сторон.

Большая популярность Горбачева не в своей стране, а на Западе часто объясняется тем, что сквозь призму интересов западного мира результаты его реформаторской деятельности выглядят поистине грандиозно: рухнуло могучее противостояние двух великих держав и военных блоков, не стало Варшавского военного содружества и всей мировой системы социализма.

Осенью 1989 года началось политическое обрушение ГДР. «У меня тогда возникло ощущение, что страны больше нет. Стало ясно, что Союз болен. И это смертельная, неизлечимая болезнь под названием паралич. Паралич власти» — так выразил Путин свое отношение к происходящему. Советские спецслужбы, находящиеся за рубежом, были брошены московским начальством, забыты в водовороте развала.

А события стремительно разворачивались. Наступил декабрь 1989 года. «В ту ночь я был старшим на нашем объекте, так как около девяти часов вечера начальник уехал за город, и мы его не смогли найти. А в его отсутствие старшим всегда оставался я. В Дрездене стоял штаб советской танковой армии. Я позвонил командующему и рассказал о событиях, которые развивались вокруг здания, добавив, что если мы что-нибудь не предпримем, то может случиться непоправимое. Тогда же я попросил прислать солдат для охраны, чтобы не доводить дело до прямых столкновений. И вдруг получил неожиданный ответ: «Этого сделать не можем, потому что нет команды из Москвы. Сейчас все выясню и позвоню», — заключил командующий. Через некоторое время, так и не дождавшись от него ответа, я позвонил командующему еще раз: «Ну как?»

И получаю совершенно ошеломляющий ответ: Москву запросил, но Москва молчит. А дело шло уже к ночи. «И что делать будем?» — спрашиваю. «Пока ничем помочь не могу», — отвечает командующий. И здесь я со всей отчетливостью осознал, что мы брошены и никто не принимает решения». Путин вышел к толпе немцев, собравшейся у забора, с тем чтобы поговорить с ней. «Я прекрасно понимал, что рискую не только карьерой, но и будущим своей семьи. Но я посчитал, что сохранить жизни тех, чьи дела лежали у меня на столе, и других, кто определенно собирался штурмовать здание, — это дороже любой карьеры. В тот момент я твердо для себя решил, что карьерой надо пожертвовать. Никакая карьера не стоит даже одной человеческой жизни… если бы я не стал разговаривать с возбужденными людьми, глядя им в глаза, могли бы начаться трагические события, и тогда нападавших определенно пришлось бы рассматривать в прорезь прицела. Поэтому нужно было сделать все, чтобы не допустить вооруженного столкновения. Когда я подошел к толпе, меня начали спрашивать, кто я и что это за здание.

— Советский военный объект, — ответил я.

— Почему у вас машины с немецкими номерами?

— По соответствующему договору.

— А вы кто такой?

— Переводчик.

— Переводчики так хорошо по-немецки не говорят.

— Я еще раз вам повторяю, что у нас соответствующий межгосударственный договор, и я вас прошу вести себя прилично, не переходить границ. У нас есть определенные правила поведения, и еще раз повторяю — это не имеет ничего общего ни с МГБ, ни с армией ГДР. Это советский военный объект, который является экстерриториальным.

А потом мы с вооруженным солдатом, которому я тихо отдал приказ демонстративно перезарядить автомат, повернулись и медленно пошли в здание. Но люди не расходились еще достаточно долго. Впрочем, попытку штурмовать здание они тоже оставили. И это было самым главным в тот момент.

И только потом командующий армией сам принял решение и прислал одну или две машины с десантниками, вооруженными автоматами. Солдаты подъехали на грузовиках, заехали на территорию, выскочили из машин и встали по периметру здания. Толпа окончательно растворилась в ночи».

После этого инцидента Путин уничтожил всю ценную, на его взгляд, информацию, накопленную годами не одним поколением разведчиков, все агентурные связи. Позже он скажет: «Мы сжигали так много, что печь сломалась».

Оказавшись свидетелем того, как рухнула Берлинская стена, спустя годы он вспоминал: «На самом деле я понимал, что это неизбежно. Если честно, то мне было только жаль утраченных позиций Советского Союза в Европе, хотя умом я понимал, что позиция, которая основана на стенах и водоразделах, не может существовать вечно. Хотелось бы, чтобы на смену пришло нечто иное. А ничего другого не было предложено. И вот это обидно. Просто бросили все и ушли». Его страшно поразило то, что можно «просто бросить все и уйти».

Тогда Владимир Путин еще не принял решения уйти из КГБ, хотя ему стало ясно, что Восточная Германия гаснет, уходит в прошлое. Он отдавал себе отчет и в том, что конкретные люди, немцы, сотрудничавшие с СССР, находятся в тяжелейшем положении, хотя они и не нарушали законодательства своей страны. Но явственно просматривалось главное: Советский Союз оставлял их на произвол судьбы, и это было большой болью.

Запад, конечно, влиял на мироощущение Владимира Путина, хотя он и находился в Восточной Германии. Позже, когда будет происходить навязывание России западной идеологии под видом включения ее в демократические страны, Путин, будучи уже президентом, выступит за безвизовый режим России с Европейским союзом, за союз с ним.

«Запад создавался, развивался, поддерживался, охранялся и завоевывал себе место на планете не просто человеческими существами, но людьми определенного типа. Буду называть их западоидами. Ни с каким другим человеческим материалом Запад был бы невозможен. Никакой другой человеческий материал не в состоянии воспроизвести Запад и сохранить его на том уровне, какого он достиг», — делился своими размышлениями великий русский философ Александр Зиновьев, выделяя характерные черты «западоида»: практицизм, деловитость, расчетливость, способность к конкурентной борьбе, изобретательность, страсть к риску, холодность, эмоциональную черствость, склонность к индивидуализму, повышенное чувство собственного достоинства, стремление к независимости и успеху в деле, склонность к добросовестности в деле, к публичности и театральности, чувство превосходства над другими, умение управлять другими, способность к самодисциплине и самоорганизации.