Читать книгу "Осень Атлантиды - Маргарита Разенкова"

Таллури не понравился его тон. И дорога перестала нравиться. А когда прямо над их головами с тихим сипящим звуком пронеслись одна за другой три «чечевицы» (одна к одной, как та, неприятная, над Храмом Жизни), настроение Таллури упало окончательно. Жрец, упреждая ее очередной беспокойный вопрос, пробормотал, хмурясь на небо:

— Линзы императорского пограничного контроля. Значит, скоро начнут, — и стал подгонять коня небольшой плетью.

Тревога не отпускала до тех пор, пока жрец вдруг не повернул повозку на небольшую мощеную дорогу, значительно более узкую и проще устроенную. Стало тряско, но отчего-то спокойнее. Хотя издали, оттуда, где они только что были, стали доноситься глухие раскаты, похожие на гром, но слишком ритмичные, чтобы быть явлением природы.

Ехали молча. Мощеная дорога, с проросшей меж крепких, но неплотно сидящих булыжников, нежной травой, изгибалась то вправо, то влево и уводила все дальше от океана. Таллури уже давно не видела его влажного синего блеска в распадках холмов. Зато приблизилась — надвинулась одна из гор. Засверкала белоснежной, как хитон Энгиуса, макушкой. «Снег, — Таллури, как наяву, увидела перед собой блистающие ледники Гипербореи. — Снег…»

Странный ритмичный «гром» больше не был слышен. Лиственный лес сменился хвойным. Солнце уже стояло в зените, и обступившие живописно петлявшую каменистую дорогу сосны насыщали воздух смолистым ароматом. Все громче и громче раздавались голоса птиц.

Наконец они свернули на совсем невзрачный проселок, полузаброшенный, полузаросший. Как Энгиус не пропустил его, было непонятно. Видимо, по только ему известным приметам, так как обнаружить этот проселок с мощеной дороги было практически невозможно. Здесь повозка едва помещалась по ширине, и местами, видно, от редкой посещаемости, высокая трава была так густа, что колеса вязли в ней, как в воде.

И они «поплыли» по волнам душистых трав от приметы к примете, что знал лишь жрец. Приминаемая днищем повозки трава упруго выпрямлялась и будто кланялась им вслед, мгновенно пряча проселок от взора возможных недругов.

Таллури сняла сандалии и свесила босые ноги в эту сочную поросль, как в воду с лодки. Она почти окончательно успокоилась и, забывшись, «передала» Энгиусу:

«Тут хорошо. Мирно. И не надо бояться!»

Мгновенно смутилась, что не спросила разрешения обратиться мысленно, но он «ответил»:

«Здесь мы в безопасности: эту дорогу не знает никто. Она ведет к моему жилищу. Туда мы и добираемся».

Она любила общаться телепатически: на это уходило значительно меньше времени, и не надо было подбирать эти несчастные точные формулировки, которых требовал жрец. А можно было просто передать свои ощущения, даже смутные, неоформленные образы — и собеседник понимал. Жаль, что в Атлантиде не разрешено свободно телепатировать! Недолго и разучиться…

Гора была совсем близко. Можно сказать, они забрались в глухую лесную чащу, что упиралась в подножие горы и дальше «карабкалась» по ее склону круто вверх.

Дикое место. Отшельническое.

— Лошадь мы оставим здесь, повозку бросим тут же. Дальше пойдем пешком, — Энгиус распряг Ечи и забрал дорожную кладь.

— А он не сбежит?

— Сбежит. Куда захочет: он сам знает, что делать. Это очень умное животное. И отзывается на телепатический зов. Вот на ком ты можешь упражняться, чтобы не разучиться. Ты удивлена? На животных, в благих целях, у нас упражняться не запрещено.

— А на мне можно? — она почти обиделась. — Ты же прочел мои мысли! Разве я — животное?

Он добродушно рассмеялся:

— Я учу тебя. Мне — можно. Но без твоего ведома и разрешения — больше никому. Не беспокойся, не так-то это просто прочесть чьи-либо мысли. Но в диаде «учитель-ученик» именно учителю — просто необходимо. Хватит дуться, идем, мы еще не добрались до нужного места.

* * *

После нелегкого часового восхождения по крутому горному склону, где даже намека не было на тропу, на закате они достигли великолепного и таинственного места — хорошо утрамбованной площадки, чем-то похожей на смотровую площадку Храма. По одну ее сторону возвышалась каменистая и замшелая стена — неприступная гора почти отвесно уходила вверх, а огромные валуны будто подпирали ее там и сям. По другую — головокружительно обрывалось вниз тесное ущелье. Его каменистое дно едва просматривалось в сумрачной глубине меж огромных, троим не обхватить, стволов строгих древних лиственниц, возвышающих навстречу небу свои величественные кроны.

За полчаса до этого они шли по самому этому ущелью, где меж разлапистых исполинских папоротников журчал ручей, и Таллури задирала голову вверх, силясь разглядеть-угадать цель пути. Но кроны лиственниц скрывали от ее взора всё. Теперь она смотрела на кроны сверху.

Казалось, дальше идти некуда. Но жрец сказал, что есть еще более потайные тропы, ведущие все выше и выше, к самой вершине и леднику, где начинается перевал. Он сам пользуется им время от времени, хотя это очень опасно. За перевалом — спуск в один из ближайших фьордов океана, где по берегу особой тропой, известной только избранным, можно выйти к Городу. Город — так атланты часто именовали свою столицу: Атлантиду-столицу в Атлантиде-государстве. Хотя были и другие города.

Пойти на перевал для простого смертного (Энгиус мрачно взглянул на нее) означает верную гибель — так суров и коварен путь. Это испугало Таллури, как будто ей вот-вот предстояло туда отправиться. Ее испуг позабавил Энгиуса, это было видно по его глазам, но вслух он ничего не сказал, а пригласил ее войти в жилище.

«В жилище? Здесь же ничего нет! Ни доски, ни бревнышка». Но жрец подошел прямо к скале и… пропал. Она подошла вплотную и пригляделась — ну, конечно же, вот, за самым крупным валуном — неприметный зазор. Особая геометрия расстановки камней — и зазор не виден ни под каким углом!

Таллури последовала за жрецом. Внутри оказалась пещера. Большая, сухая, с высоким гулким сводом. Солнечные лучи пробивались в совершенно незаметные снаружи щели длинными и тонкими, как нити, пучками. Словно пронзали пещеру сверкающие кристаллические стрелы, вязли в ее вековом покое и тишине и нехотя растворялись, насыщая полумрак туманным, дымчато-белесым светом.

Таллури огляделась: пара деревянных плошек, масляный светильник, шкура на соломенной подстилке, очаг и множество свитков в каменных нишах — вот и все «убранство». Жилье аскета.

— Это твой дом? — спросила она, вбирая носом странные запахи странного жилища — пахло давно остывшим очагом, прошлогодними травами, древесной смолой и чем-то еще, неуловимо и влажно.

— Да.

— Ты здесь живешь?

В ответ Энгиус что-то невнятно пробормотал себе под нос про женскую логику.

— Больше тут никого нет? — вдруг насторожилась Таллури, повернув голову к глубине пещеры, где в самой темной ее части свод спускался низко-низко, а дальше, едва угадываясь, уходила вниз зияющая расщелина.