Читать книгу "Рабыня Вавилона - Джулия Стоун"

— Но, ты — не все! — гордо отвечала она.

Неторопливым жестом жрица подняла покрывало, скрывавшее красивое лицо, и откинула его назад. Царь с удовольствием посмотрел на Нингаль: холеное и белое лицо, которое щадили солнечные лучи, легкий румянец на высоких скулах. Алмазные подвески украшали высокий чистый лоб, спускались с висков до стройной, несколько полноватой шеи, обвитой драгоценными ожерельями. Широкие черные брови контрастировали с кожей, глаза сверкали. В уголках ее полных чувственных губ пряталась улыбка, не то радости, не то иронии.

Нингаль скинула плащ и, снова разведя руки, стала перед светильниками. Не стесняясь, посмотрела на царя. Ее крупная, почти обнаженная, грудь вздымалась ровно, как у спящей, и при каждом вдохе мерцали лазуриты великолепной огранки.

— Знаешь, в чем твоя прелесть, Нингаль? Ты обладаешь необычным даром — появляться именно тогда, когда я в тебе нуждаюсь.

— О, это не сложно, поверь, когда искренне служишь своему господину, — отвечала жрица.

— И ты знаешь, что нужно мне сейчас?

— Как я могу знать! Ты — сын Набопаласара, избранника богов, сам избранный богами. Разве я посмею сказать, что знаю тебя? Но я могу догадаться.

— И поэтому ты здесь?

— Да, мой царь. Со мной ты можешь поговорить, о чем пожелаешь. Я люблю вести беседы, но умею и слушать. Но… это не все…

— Ты что-то задумала, жрица?

— О, мой господин! Я всего лишь о тебе забочусь. Эй! — воскликнула Нингаль, обращая свое лицо к темной галерее. — Войди сюда!

В покои впорхнула девочка. На вид ей было не более десяти лет. Довольно высокая для своего возраста, тоненькая, с огромными черными глазами и шапкой кудрявых волос, едва достигающих плеч, в пряди которых были искусно вплетены цветки граната.

Нингаль протянула руки и сняла с ее хрупких плеч плащ из белой шерсти с пурпурным орнаментом по краю. Девочка была обнажена, лишь узкая повязка стягивала ее бедра. Она поднялась на мыски и, вытянув вверх руки, повернулась, демонстрируя свою гибкую голую спину с узкой бороздой позвоночника, маленькие ягодицы, золотистые, словно мякоть дыни. Подняла тонкую ногу, повернулась снова и снова.

Перед глазами Навуходоносора проплывали узоры, которыми было испещрено ее тело. Золотая голова собаки на короткой цепи, казалось, слишком для нее тяжела. Оскаленная пасть лежала точно между двух сиреневых сосков, вокруг которых были нарисованы символы Шамаша..

— Она хороша, — проговорил царь.

— Тебе нравится? — на губах Нингаль снова заиграла улыбка.

— Прелестное дитя.

— Мой царь, вчера она прошла обряд принесения в жертву девственности. Теперь она принадлежит Гуле, но, как и все мы, она — твоя.

'. — Иди сюда, маленькая жрица, — Навуходоносор улыбнулся девочке. — Ложись, — он похлопал ладонью по шелковому покрывалу. — Ты чего-нибудь хочешь? Ты голодна?

Девочка ничего не ответила. Зарылась головой в подушки и то ли рассмеялась, то ли всхлипнула. Плечи ее поднялись и опали.

Нингаль спросила:

— Мой царь, что велишь ты мне? Захочешь, останусь. Повелишь уйти — уйду.

Зрачки Нингаль сузились. Она уже теперь знала, что он ответит.

— Какому роду принадлежит этот ребенок? — спросил Навуходоносор.

— Она не слишком знатная. Но Гуле она нужна. Такие, как она, созданы для того, чтобы дарить плотское наслаждение.

Нингаль поклонилась и скрылась в галерее. Она не зря носила на себе изображение собаки. У нее были отменное чутье и отличный слух, присущие этому животному. Остановившись в глубокой тени, она прислушалась. Ждать пришлось недолго.

До ее настороженных ушей долетел шорох, потом еще один, какая-то возня, глубокие вздохи мужчины. Нингаль ждала. Раздался крик, приглушенный плач ребенка, стоны царя и, наконец, его утробный рев, который не услышал бы только глухой.

Нингаль удовлетворенно вздохнула и прикрыла глаза. В глубоком синем небе еще мерцали звезды.

Глава 5. ЖРИЦА ИЗ БОРСИППЫ

Борсиппа просыпается рано. В сущности, по-настоящему она никогда не спит. Вдоль главных улиц горят факелы, на стенах и башнях перекликаются часовые.

Как раз во время третьей стражи жрице-прорицательнице приснился странный сон. Она открыла глаза и долго смотрела в темный потолок, не расцвеченный даже туманными лучами Сина, что в своей барке уплыл неизвестно куда.

Женщина попыталась вспомнить сон, но на ум приходили лишь какие-то разрозненные картины. Уже вовсю шли приготовления к празднованию нового года, и у нее самой прибавилось забот. Но то были заботы все больше частного характера.

Завершались часы третьей стражи. В северном единственном окошке висел мрак. Она поднялась с ложа. На буковом столике горел светильник, там же стояли сосуды с водой, черным пивом и трехдневным пальмовым вином. Бронзовое зеркало с ручкой филигранной работы, украшенной драгоценными камнями, отражало языки золотого пламени, мерцал лазурит, украшавший гребни.

Жрица хотела пить, взглянуть на себя, осуществить свои планы — всего хотела. Она была горда и тщеславна, в общем, как и подобает женщине ее сословия.

Широкая полотняная рубашка, в которую она была одета в этот час, доходила до пола, но в разрезах просматривались стройные ноги с изящной татуировкой — повторяющимся растительным орнаментом. Черные волосы, словно плащ, укрывали спину, душистой грудой лежали на плечах. Жрица в полной мере осознавала свою красоту, но, глядя в зеркало, все чаще замечала углубляющиеся морщины меж бровей, у носа и губ. И ее это злило.

Пока она еще могла скрыть изменения под слоем грима. О том, что будет дальше, думать не хотелось. На цыпочках жрица выскользнула из комнаты. Миновав темную прихожую, она отперла дверь.

Высокая глухая стена окружала территорию храма; главные ворота, украшенные изразцами, были надежно заперты. Покой храма охраняли мощные фронтальные башни. А напротив ворот, словно зеркальное отражение, возвышались такие же строгие башни, охранявшие вход в целлу Набу.

Статуя бога покоилась в глухой нише и была видна со двора. В этот час божество спало, и жрица-прорицательница не смела приблизиться к целле.

Рядом с главным святилищем храма находился вход в зал, где хранились ладья и колесница для торжественных новогодних процессий. И уже совсем скоро мудрый Набу, сын Мардука и Царпанит, писец Таблиц Судеб, отправится в Вавилон с большой праздничной процессией.

Жрица скользнула к бассейну для омовений. Теплая, прогретая дневным солнцем вода, приятно ласкала кожу. Живой свет факелов, закрепленных на стенах, отражался в глади воды и, разбившись от прикосновения женских пальцев, рассыпал на черной поверхности причудливую клинопись.

Она запрокинула голову и так долго глядела в небесный океан, усеянный звездами, что едва не потеряла себя в этой безумной выси.