Читать книгу "Индийская принцесса - Мэри Маргарет Кей"

Кода Дад закончил молиться и повернулся к Ашу, который стоял спиной к нему, глядя на ведущую в Пинди дорогу и восточный горизонт, где полная луна медленно всплывала в небо, в то время как солнце садилось на пылающем, пыльном, золотом западе. Напряженность этой спины и нервные движения худых рук, судорожно сжимающихся в кулаки и снова разжимающихся, сказали Кода Даду больше, чем нарочитая беззаботность болтовни Аша, и старик тихо спросил:

– В чем дело, Ашок?

Аш быстро повернулся – слишком быстро, не успев придать лицу спокойное выражение, – и Кода Дад невольно ахнул, как ахает любой при виде физических страданий своего ближнего.

– Ай, дитя мое, неужто все так плохо? – воскликнул Кода Дад, глубоко встревоженный. – Нет-нет, не лги мне! – Он вскинул ладонь, пресекая машинальные возражения Аша. – Недаром я знаю тебя с семи лет. И я не настолько ослеп, чтобы не видеть, что написано на твоем лице, и не настолько оглох, чтобы не слышать, что звучит в твоем голосе, и вдобавок не настолько стар, чтобы забыть собственную молодость. Кто она, сынок?

Аш изумленно уставился на него:

– Она?

– Ты забываешь, что прежде я уже видел тебя в похожем смятенном состоянии, – сухо промолвил Кода Дад. – Тогда это была ребяческая любовь – детская глупость, не более того. Но сейчас… сейчас, мне кажется, твое чувство гораздо серьезнее, ибо ты уже не мальчик. Это Каири-Баи, верно?

Аш задохнулся и побледнел.

– Откуда вы… Но вы не можете… Ведь я не…

Он замолчал, и Кода Дад сказал, покачав головой:

– Нет, ты не выдал себя ни единым словом. Но то, что осталось непроизнесенным, заставило меня заподозрить, что дело неладно. Ты вел речь о двух невестах и младшую называл по имени, подробно описывал ее, рассказывал, что она говорила и делала. О старшей же упоминал только при необходимости, и тогда твой голос менялся, становился невыразительным и принужденным. А ведь речь шла о той самой Каири-Баи, которую все мы знали и которой ты обязан своим побегом из Хава-Махала. Однако ты почти ничего не рассказал о ней, словно она – незнакомый тебе человек. Это говорит само за себя. Это – и перемена, произошедшая с тобой. Ничего другого быть не может. Я прав?

Аш криво улыбнулся:

– Вы всегда правы, отец. Но мне стыдно, что порой меня видно насквозь и что мое лицо и голос выдают меня с потрохами.

– Ты не должен стыдиться, – невозмутимо сказал Кода Дад. – Никто, кроме меня, ни о чем не догадался бы, да и я догадался потому лишь, что давно знаю и люблю тебя, и еще потому, что прекрасно помню былые дни. Не стану ничего выпытывать у тебя, но я за тебя тревожусь, сынок, и если я в силах чем-нибудь помочь тебе…

– Вы всегда мне помогали, – быстро сказал Аш. – Я полагался на вашу помощь в детстве и в бытность свою зеленым новобранцем. И я отлично знаю, что избежал бы многих неприятностей, если бы чаще следовал вашим советам.

– Тогда рассказывай, – промолвил Кода Дад.

Он сел, скрестив ноги, на теплый камень и приготовился слушать, а Аш облокотился о парапет и, устремив взгляд на Инд, красно-золотой в последних лучах заката, рассказал все, что выпустил из своей истории накануне, умолчав единственно о событиях одной ночи…

Когда он закончил, Кода Дад вздохнул и сказал без видимой связи с услышанным:

– Ее отец отличался великой отвагой и обладал многими достоинствами, и он мудро правил своим народом – но не своими домочадцами. Здесь он проявлял слабость и леность, потому что не выносил женских слез, споров и ссор. Хай май!

Он помолчал, погрузившись в воспоминания о прошлом, а потом сказал:

– Однако он тоже никогда не нарушал обещаний. Дав слово, он держал его, как подобает раджпуту[1]. Не приходится удивляться, что Каири-Баи поступила так же, – из твоего рассказа я понял, что она унаследовала от отца только хорошие черты. Сейчас случившееся представляется тебе великим горем, но со временем ты поймешь: для вас обоих было лучше, что она нашла в себе мужество сдержать свое слово, ведь если бы она поступила, как ты хотел, – и осталась бы в живых, в чем я сильно сомневаюсь, – вы не обрели бы счастья вместе.

Аш оторвался от созерцания темнеющей реки и резко спросил:

– Почему вы так говорите? Я бы сделал все – все возможное и невозможное.

И снова Кода Дад повелительно поднял жилистую руку, останавливая его.

– Не уподобляйся неразумному ребенку, Ашок. Я не сомневаюсь, что ты приложил бы все усилия к тому, чтобы она была счастлива. Но ты не в силах создать новый мир или повернуть время вспять. Это мог бы сделать лишь Единый Бог – при необходимости. А для вас это было бы совершенно необходимо! Сам я мало общался с твоими соплеменниками, но у меня есть сыновья и родственники, которые знают обычаи и нравы сахиб-логов. Имея уши, я слушал и многое узнал за годы, прошедшие после моего отъезда из Гулкота. И поскольку я не думаю, что все слышанное мной – ложь, ты, Ашок, сейчас выслушаешь меня.

Аш слабо улыбнулся и шутливо козырнул, но Кода Дад нахмурился, призывая к серьезности, и резко сказал:

– Это не предмет для шуток, сынок. Давным-давно, когда компания-бахадур, – (он имел в виду Ост-Индскую компанию), – только начала править и в Индии еще не появились мем-сахибы, сахибы брали в жены местных женщин и никто ничего не имел против. Но потом Компания разрослась и окрепла, британские корабли привезли сюда много мем-сахиб, и мем-сахибы стали осуждать принятые порядки, открыто презирая всех, кто знался с индийскими женщинами, – а больше всего тех, кто состоял с ними браке, – и выказывая оскорбительное пренебрежение детям смешанной крови. Увидев это, жители Индии вознегодовали и тоже стали выступать против таких союзов, так что ныне и те и другие относятся к ним одинаково плохо. Посему ни соплеменники Каири, ни твои соотечественники не позволили бы вам сочетаться браком.

– Они не смогли бы помешать нам, – раздраженно выпалил Аш.

– Возможно. Но они попытались бы. И если бы ты настоял на своем и женился на Каири, ты бы скоро обнаружил, что очень и очень немногие мем-логи согласны общаться с ней, или приглашать ее к себе в дом, или позволять своим дочерям приходить к ней в дом. Никто не обращался бы с ней как с равной, даже ее соплеменники, которые тоже отказались бы знаться с ней и за глаза говорили бы о ней плохо, поскольку она, королевская дочь, вынуждена терпеть такое обхождение от женщин-ангрези, чьи родители далеко не столь знатного происхождения. Они презирали бы Каири так же, как презирает рана и его высокородные подданные, потому что ее дед был фаранги, а мать полукровкой. Как ты и сам понял в Бхитхоре, ее соплеменники могут быть такими же жестокими, как твои. Подобная слабость свойственна всем народам, и дело здесь в инстинкте, который коренится в человеческой природе глубже, чем разум: недоверие чистокровных к полукровкам. Человек не в силах преодолеть его, и если бы ты забрал Каири с собой, ты в самом скором времени обнаружил бы все это и обнаружил бы также, что здесь тебе не найти прибежища: твой полк не захотел бы взять тебя обратно, а другие полки не изъявили бы желания принять в свои ряды офицера, от которого отказались разведчики.