Читать книгу "Три заповеди Люцифера - Александр Овчаренко"

— Ну, а если понимаешь, тогда иди и работай. — уже более спокойным тоном заканчивал воспитание редактор и жарким взглядом окидывал её статную фигуру. — Иди и сделай мне «забойный» материал! — кричал он в спину выходившей из кабинета Василисы, в очередной раз кляня себя за то, что, поддавшись женским чарам, принял на работу абсолютно инертного сотрудника.

Однако уволить Василису за профессиональную непригодность у него не поднималась рука. Впрочем, кое в чём Василиса преуспела. Так, на пресс-конференциях, из-за её внешних данных, Василису всегда выделяли из общей массы пишущей братии и позволяли одной из первых задать вопрос. После пресс-конференции она относила материал лично главному редактору, который его безжалостно правил, придавая статье, по его мнению, необходимую остроту и актуальность. Часто после редакторской правки от статьи, над которой Василиса корпела целый вечер, оставался один заголовок. Василиса терпеливо сносила этот начальственный произвол. В сущности, сложившееся в редакции положение вещей изменить она не могла: политику и стиль печатного издания определял даже не редактор, а владелец — человек, который платил деньги. С нынешним владельцем газеты — оппозиционным политиком, который не был бедным человеком, и которого поддерживал Лондон, конкурировать она не могла. Неизвестно, как долго это могло продолжаться, если бы не изменившая всю её дальнейшую жизнь короткая встреча с Премьером.

Поднимаясь по ступенькам кремлёвского пресс-центра, Василиса даже не подозревала, что в этот ничем не примечательный день господин Случай уже сыграл предложенную ему Вселенским Дирижёром партитуру участия, и уступил своё место неумолимому Року.

Глава 3

09 час.15 мин. 01 сентября 20** г.

г. Москва. Замоскворечье

Последние четыре года жизни профессор Российского химико-технологического университета Эммануил Карлович Шлифенбах каждый раз 1 сентября был вынужден переносить начало своей лекции на более позднее время. Четыре года подряд в этот день он в обязательном порядке водил внуков и внучек в школу, на первый в их жизни школьный звонок. После торжественной части первоклассников разводили по классам, и Шлифенбах, по-стариковски ворча, возвращался к себе на кафедру.

Немецкие семьи редко бывают многодетными, сказывается неистребимая немецкая страсть к экономии и бережливости. Эммануил Карлович был обрусевшим немцем, но всегда и во всём старался следовать жизненным канонам предков, поэтому к очередной беременности невесток относился, мягко говоря, неодобрительно. Своими сыновьями, Марком и Оскаром, Эммануил Карлович был доволен. Два статных блондина с голубыми глазами, сильные телом и духом, давали ему законное основание для отцовской гордости. К его большому сожалению, сыновья взяли себе в жёны девушек славянских национальностей: Марк женился на киевлянке Олесе, а Оскар умудрился найти в Москве обаятельную полячку Катаржину. Видимо, только это и объясняло плодовитость невесток. В сыновних семьях было уже по двое детей, и, судя по всему, на этом женщины останавливаться не собирались. Старого Эммануила успокаивало только то, что обе невестки были по вероисповеданию католичками. Сам Эммануил Карлович исправно посещал костёл, благо теперь это не преследовалось. Конечно, детей в первый класс могли отвести и родители, но, как всегда, родителям было крайне некогда: сыновья мотались по служебным командировкам, а невестки, отёкшие и некрасивые, сидя дома боролись с токсикозом, стойко перенося все тяготы и «прелести» очередной беременности.

Сам Эммануил Карлович тридцать пять лет назад взял в жёны девушку из немецкой семьи. Анна Ойстрах хоть и родилась в Москве, но была воспитана родителями в чисто немецком духе. За эти тридцать пять лет Эммануил Карлович ни разу не пожалел о своём выборе: Аннушка была любящей женой, заботливой матерью, и, что немаловажно, аккуратной и бережливой хозяйкой.

Однажды под Рождество Эммануил Карлович, нагружённый подарками, пришёл в семью старшего сына Марка. После застолья внучка Аннушка, названная родителями в честь бабушки, уселась к нему на колени, и с детской непосредственностью спросила, чем он занимается.

— Я учёный. — ответил Эммануил Карлович. — Работаю в университете.

— А что ты делаешь в этом своём университете? — не отставала любознательная внучка.

На этот вопрос профессор Шлифенбах ответить не смог. И проблема была не в том, что работы Эммануила Карловича были засекречены, а в том, что аналогов тому, чем он занимался, в мире ещё не было. Поэтому объяснить простым доходчивым языком, без сложных схем, хитроумных формул и запутанных графиков простому россиянину, чем занимался у себя на кафедре и в лаборатории профессор Шлифенбах, было практически невозможно. Иногда Эммануил Карлович задумывался над нравственным аспектом своей работы.

— Если господь не создал того, к чему я стремлюсь, то вправе ли я дерзновенно посягать на основы мироустройства? — задавал он себе вопрос и не находил ответа. — Станет ли человеку от моей работы жить лучше? Не обернётся ли моё открытие для человечества новой напастью, и моё имя будут проклинать в веках, а мою могилу сравняют с землёй? А может, я и есть промысел Его? Может, это Он послал меня к людям, дабы облегчить жизнь паствы своей?

Много вопросов у старого Эммануила, ой как много, больше чем волос на его гениальной голове, и ни на один он не находил ответа.

Впрочем, один человек в университете точно знал, чем на кафедре физической химии занимается профессор Шлифенбах. Это был ректор Российского химико-технологического университета Пётр Петрович Иванов — старый друг и соратник Шлифенбаха. В отличие от Эммануила Карловича, он мог точно сформулировать, куда уходят деньги, выделенные университету для исследовательских работ. Знал, но помалкивал, и только в одной очень секретной папке хранился план проведения исследований, обозначенный как «Разработка альтернативных источников энергии». Про самого Петра Петровича говорили, что он до того засекречен, что даже жена не знает его истинного имени, а всё, что написано в паспорте, не более чем разработанная спецслужбами «легенда» и что сам он не только ректор, но и ещё засекреченный генерал ФСБ. Эта университетская байка была чуть-чуть помладше самого Петра Петровича, поэтому в неё мало кто верил, но сотрудники университета с удовольствием «под большим секретом» посвящали в неё новичков.

В этот день Эммануил Карлович отводил в первый класс свою четвёртую внучку, Эльзу. Погода стояла солнечная, Эльза, разодетая, как кукла Барби, с огромными бантами и широко раскрытыми от восторга голубыми глазками, напоминала девочку, сошедшую с рекламного плаката. Эммануил Карлович, конечно, гордился красавицей внучкой, но в то же время тяжело вздыхал, подмечая, как Эльза сильно похожа на свою мать Катаржину.

— Может, хоть умом пойдёт в нашу породу. — вздыхал про себя старик. — Не было в нашем роду вертихвосток, надеюсь, и сейчас не будет.

Дальше было всё, как всегда: Эммануил Карлович выстоял среди толпы умиляющихся родителей полчаса, дождался, когда первоклассница зазвонит в начищенный колокольчик, объявляя начало первого в жизни у таких же, как она сама, мальчишек и девчонок школьного урока, и детей разведут по классам.