Читать книгу "Утверждает Перейра - Антонио Табукки"

Но ничего подобного он говорить не стал. Закурив сигару и вытерев салфеткой пот, струившийся со лба, он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и сказал: Законы сердца — самые важные из законов, и жить надо по законам сердца, о них ничего не сказано в десяти заповедях, но это говорю вам я, сердце есть сердце, согласен, но тем не менее глаза тоже должны быть открыты, и открыты широко, дорогой Монтейру Росси, на этом обед закопчен, ближайшие два-три дня не звоните мне, даю вам время продумать все как следует, действительно как следует. Позвоните мне в редакцию в следующую субботу ближе к полудню.

Перейра встал из-за стола, протягивая на прощание руку. Почему он говорил ему совсем не то, что собирался сказать, ведь он собирался как следует отчитать его и, может быть, даже уволить, Перейра затрудняется ответить. Быть может, потому что ресторан был пуст и он не увидел там ни одного писателя, или потому, что чувствовал себя одиноким в этом городе и нуждался в сообщнике и друге? Быть может, по этим или по каким-то иным соображениям, точно он сказать не берется. Трудно держаться определенных принципов, когда речь заходит о логике сердца, утверждает Перейра.

7

В следующую пятницу, захватив, как всегда, из дому пакет с хлебом и холодной яичницей и придя в редакцию, Перейра увидел, утверждает Перейра, торчащий из почтового ящика с табличкой «Лисабон» уголок конверта. Он вытащил конверт и сунул его в карман. В вестибюле подъезда ему встретилась консьержка, которая сказала: Здравствуйте, доктор Перейра, для вас письмо срочной почтой, почтальон принес его в девять утра, и мне пришлось расписаться за вас. Перейра поблагодарил ее сквозь зубы, продолжая подниматься по лестнице. Я взяла на себя такую ответственность, продолжала консьержка, но не хотела бы иметь неприятности, ведь на конверте не указано от кого. Перейра спустился на три ступеньки вниз, утверждает он, и посмотрел ей в лицо. Послушайте, Селеста, вы работаете консьержкой и никем больше, вам платят за то, что вы работаете консьержкой, и эту плату вы получаете со съемщиков, в число которых входит также моя газета, я знаю за вами этот грех — вы любите совать нос не в свои дела, так вот, в следующий раз, когда придет срочная почта на мое имя, вы не будете ее изучать и не будете за нее расписываться, скажете почтальону, чтобы зашел позже и вручил письмо мне лично. Консьержка отставила швабру, которой подметала пол на площадке, к стенке и уперла руки в боки. Доктор Перейра, сказала она, вы позволяете себе говорить со мной таким тоном, потому что я для вас простая уборщица, но у меня, если хотите знать, есть знакомства среди высокопоставленных лиц, так что всегда найдется кому защитить меня от ваших грубостей. Догадываюсь, вернее, знаю наверняка, ответил Перейра и утверждает, что выразился именно так, и как раз это-то мне и не нравится в вас, а теперь — все, будьте здоровы. Открывая дверь в свою комнатушку, он чувствовал себя совсем без сил и взмокшим как мышь. Включил вентилятор, сел за письменный стол, выложил хлеб с яичницей на бумагу для пишущей машинки и вынул конверт из кармана. На конверте было написано: «Доктору Перейре, „Лисабон“, улица Родригу да Фонсека, 66, Лисабон». Надпись была сделана изящным почерком, синими чернилами. Перейра положил письмо рядом с бутербродом и закурил сигару. Кардиолог запретил ему курить, но сейчас ему захотелось сделать хотя бы пару затяжек, а потом, может, он и не станет докуривать. Он решил, что вскроет письмо позже, поскольку сначала надо было скомпоновать страницу культуры для завтрашнего номера. Он думал пробежать еще раз статью для рубрики «Памятные даты», статью, написанную им о Песоа, но решил, что и так сойдет. Тогда он стал читать рассказ Мопассана, который переводил сам, но захотел взглянуть, не нужно ли там что-нибудь править. Правки не требовалась. Перевод был блистательным, и Перейра поздравил с этим самого себя. От этого ему стало немного лучше, утверждает он. Потом он вынул из кармана пиджака портрет Мопассана, который нашел в каком-то журнале в городской библиотеке. То был рисунок карандашом неизвестного французского художника. Мопассан с всклокоченной бородой, рассеянным видом и с глазами, упертыми в пустоту, идеально, как показалось Перейре, подходил для этого рассказа. Рассказ был, в общем, о любви и смерти и в портрете должна была угадываться печать трагедии. Еще надо было сделать врезку по центру с основными биографическими данными о Мопассане. Он открыл Ларусса, которого держал на письменном столе, и начал переписывать оттуда. Он написал: «Ги де Мопассан, 1850–1893. Как и его брат Эрве, унаследовал от отца болезнь венерического происхождения, которая стала причиной безумия, а затем и ранней смерти. В двадцать лет участвовал во Франко-прусской войне. Работал в министерстве морского флота. Талантливый писатель с сатирическим взглядом на вещи, в своих новеллах он описывал немощь и дряхление определенных кругов французского общества. Автор произведений, принесших ему большую славу, таких, как „Милый друг“ и фантастический роман „Орля“. В приступе безумия был помещен в клинику доктора Бланша, где умер нищим и всеми покинутым».

Затем он взял бутерброд с яичницей, съел меньше половины, а остальное выбросил в мусорную корзину, потому что есть ему не хотелось, было слишком жарко, утверждает он. Тогда он и вскрыл конверт. Там была статья, напечатанная на пишущей машинке, на веленевой бумаге, на титульном листе стояло: «Ушел из жизни Филиппо Томмазо Маринетти». У Перейры упало сердце, потому что прежде, чем перевернуть страницу, он догадался, кто был автором, разумеется Монтейру Росси, и потому что сразу стало ясно, что статья эта никому не нужна, бессмысленная заготовка, ведь он-то ждал статьи о Берна носе или о Мориаке, которые — как он полагал — верили в воскресение плоти, а тут некролог Филиппо Томмазо Маринетти, который верил в войну, и Перейра принялся читать его. Статью следовало сразу же бросить в мусорную корзину, но Перейра не выбросил ее, а почему-то сохранил и именно поэтому может привести ее доподлинно. Она начиналась так: «Вместе с Маринетти уходит из жизни насильник, потому что насилие было его музой. Он начал в 1909 году, опубликовав в одной парижской газете „Манифест футуризма“, манифест, в котором он воспевал войну и насилие. Противник демократии, воинственный и воинствующий, он воспел войну и в сборнике своих скособоченных стихов, озаглавленном „Занг-тум-тум“, который представляет собой звукопись войны в Африке, развязанной итальянским колониализмом. Будучи убежденным приверженцем колониализма, он воспел и Итальянскую кампанию в Ливии. Среди прочего ему принадлежит также гнусный девиз „Война — единственная гигиена мира“. На фотографиях мы видим человека в вызывающих позах, с закрученными усами, в мундире академика, грудь которого увешана медалями. Фашистский режим не скупился на награды ему, потому что Маринетти был его ярым сторонником. Вместе с Маринетти уходит из жизни пакостная личность, поджигатель войны…».

Перейра не стал читать дальше машинописный текст и перешел к письму, потому что к статье было приложено письмо, написанное от руки. В нем говорилось: «Глубокоуважаемый доктор Перейра, я следовал законам сердца и не виноват в этом. Не Вы ли говорили мне, что законы сердца главнее всех других. Не знаю, можно ли это печатать вообще, да и Маринетти может протянуть еще лет двадцать, кто его знает. Если все же статья чего-то стоит, буду премного благодарен Вам. В настоящий момент я не могу зайти в редакцию и не стану объяснять почему. Если захотите заплатить мне небольшой гонорар по своему усмотрению, можно послать его в конверте на мое имя по адресу п/я 202, главпочтамт, Лисабон. Буду Вам звонить. С наилучшими пожеланиями Ваш Монтейру Росси».