Читать книгу "Учитель-психопат - Евгений Свинаренко"

— Рудольф, я хочу спросить. У вас так много нищих…

— Эти-то? — не дал договорить Готов, — Да они больше меня зарабатывают. За день, знаешь, сколько бутылок можно насобирать? Штук сто. Вот и считай: в месяце тридцать дней, бутылка стоит рубль. Итого: три тысячи… Забудь, Отто, это не Германия, у нас народ каждую копейку не считает. Стеклотару в мусор выкидывают. А бомжики подбирают. И никакие они не бездомные, как многие думают, почти что у всех квартиры свои есть. А выглядят так убого вовсе не из-за того, что в результате пьянства перестали следить за внешностью. Это некий инстинкт, безусловный рефлекс, выработанный веками, — носить униформу того социального слоя, которому принадлежишь. Озолоти сейчас этого побирушку, думаешь, он станет «от Валентино» одеваться? Хрен! Ага, нищие они… пенсии всякие, пособия по инвалу. Что, скажешь, у вас таких нет?

— Есть, конечно, но не так много. В основном иностранцы.

— Да-а-а, иностранцы — это бич любого государства. Я не тебя имею в виду. Ха-ха!

Готов и Отто чокнулись банками. Из подъезда вышла старушка и злобно посмотрела на них. Немец вынул из кармана сигареты и закурил.

— А у вас в Германии есть ядерное оружие? — лукаво спросил Готов.

— У нас? Нет, — ответил Отто.

— А у нас есть! Вот! И не только бомбы. Ракеты. Крылатые. И мы никого не боимся.

— Мы тоже никого не боимся. Германия в НАТО, а у НАТО ядерное оружие есть.

Улыбка с физиономии Готова спала, но тут же возникла вновь:

— Где ты так хорошо научился говорить по-русски, ведь так и не рассказал?..

— В университете. Еще я год жил в России, когда собирал материал для научной работы. Потом пять лет жил в Москве.

Готова задело за живое: ишь, умник нашелся, наверняка ученая степень, а я перед ним распинаюсь… не ляпнуть бы чего лишнего.

— Не любят немцев у нас в России, — философски произнес Готов.

— Почему? — настороженно спросил Отто.

— Как тебе сказать? Лично я против немцев ничего не имею. И среди моих соотечественников есть те, кто лучше бы жил в Германии, чем в России, но все равно, память о немцах как об оккупантах все еще жива в умах людей. Тебя могут даже в задницу поцеловать за то, что ты немец, а за глаза: фашист. Вот как ты к Гитлеру относишься?

— Время было другое. А вообще Гитлер — позор нашей нации.

— А дед, наверно, твой так не думал?

Отто скорбно понизил голос:

— Мой дед был в сопротивлении в Польше. Он поляк…

— По отцу или по матери?

— Не понял, — слегка наклонил голову Отто.

— Я спрашиваю, твой дед — чей отец был, твоего отца или матери, — пояснил Готов.

— А-а, теперь понятно, он был отец матери.

— Что же другой дед?

— Не знаю. Я про него ничего не знаю.

— Да-а-а, зомбирование у вас похлеще нашего будет. Знаю, почему тебе про него ничего не рассказывали. Чтобы, значит, если ребенок спросит: «Папа, мама, почему Советский Союз Германию поимел во все дыры?», они сказали: «Был такой плохой человек Гитлер, который заставил великий немецкий народ пойти и сделать Советскому Союзу бо-бо, но твои дедушка с бабушкой были в сопротивлении и хотели злому Гитлеру вичкой по рукам нахлестать. А гестаповцы их не расстреляли, потому что они, гроссальтерн, умные, сильные и смелые, какими и должны быть представители арийской расы». Правильно?

Отто добродушно улыбнулся:

— Ты историк, Рудольф, не надо так утрировать. Я же говорю, мой дед из Польши.

— Я не утрирую, я режу правду-матку.

— Правда-матка! — вскинул брови Отто. — Я знаю это выражение.

— Что мы все о грустном… — Готов допил пиво и бросил пустую банку под скамейку, — расскажи лучше что-нибудь веселое. В Германии красивые девушки?

— Да!

— Я слышал обратное. А у нас?

— Да, очень красивые.

— Ты не испытываешь неловкость, глядя на них?

— Какая неловкость? — удивился Отто.

— Как какая? Генетическая память о насилии над русскими людьми, о терроре, зверствах. А отголоском этого является беспричинный, казалось бы, стыд у последующих поколений.

Готов проводил Отто до гостиницы. По дороге купили еще пива. Прощаясь, в знак дружбы и солидарности двух стран, они обменялись адресами.

Медосмотр

— Рудольф Вениаминович, — завуч остановила Готова в дверях, — завтра вы должны пройти медосмотр.

— Кому должен? — удивился Готов.

— Должны — и все!

— Почему?

— Потому. Таковы правила… перестаньте кривляться, сделайте нормальное лицо… Завтра с утра в поликлинику. В регистратуре все скажут…

— Откуда я знаю, где поликлиника, — зевнул Готов, — я не так давно в вашем городе.

Сафронова тяжело вздохнула: вот тупой, даже не знает, где поликлиника находится.

— Пройдете через центр, там свернете к 3-му магазину… от него через 5-й микрорайон выйдете к парку, пройдете еще немного… там поликлиника.

— Адрес, — надменно улыбнулся Готов. — Какой адрес?

— На Партизанской улице…

— Конкретнее, пожалуйста.

Сафронова остановила проходящую мимо географичку:

— Вероника, не знаешь, поликлиника по какому адресу? Да-да взрослая, не детская же.

— Партизанская улица, тридцать два, дробь один, кажется…

Ермакова пошла дальше, а Сафронова ядовито спросила Готова:

— Понятно теперь? Партизанская, тридцать два, дробь один.

— Теперь понятно. Найду с божьей помощью.

Следующее утро. Поликлиника. Регистратура.

— Девушка, мне медосмотр надо пройти, — просунув полтуловища в окошко регистратуры, сказал Готов.

Девушка равнодушно приняла из рук учителя полис и медицинскую книжку, выписала бланк и объяснила:

— Сначала пройдете флюорографию…

— А я проходил… — запротестовал Готов.

— Не перебивайте, мужчина. Пройдете флюорографию и дальше по врачам, номера кабинетов и время указаны на бланке. В последнюю очередь терапевт… Вот еще направление на флюорографию.

— Но я недавно проходил!

— Недавно, давно, какая разница, Вы в нашей поликлинике в первый раз, мужчина.

— Ну и что?

— А то! Проходите, не задерживайте очередь.

Готов постучался и зашел в кабинет флюорографии. Там одевались несколько женщин. Они хором завизжали, прикрывая руками грудь:

— Ой, мужчина!