Читать книгу "Пять минут прощания - Денис Драгунский"

Вдруг со стороны Москвы раздается настойчивое бибиканье.

Вижу – серая «Волга» пытается протыриться. А как проедешь? Во-первых, машин с той, московской стороны уже штук десять скопилось. А главное, разбитые грузовики совсем дорогу перегородили.

Из «Волги» вылезает тетенька. Даже скорее девушка. Совсем молодая. В форме лейтенанта. Юбка цвета хаки. Пиджачок. Беретик с кокардой. В руке портфель.

Она строго говорит:

– Дайте проехать! Я фельдъегерь!

Дело в том, что на Калужском шоссе есть правительственные дачи. Наверное, эта девушка везет туда в своем портфельчике какие-то бумаги.

– Дайте проехать фельдъегерю! – требует она. Мужики возмущенно орут:

– Иди на х*й! Авария, в п***у! Не видишь, б***ь, х*егерь фельдъё**ный?!

Девушка сухо парирует:

– Товарищи, я всё вижу. Но зачем же сразу колкости?

есть речи – значенье темно иль ничтожно ГОВОРИМ ПО-РУССКИ – 2

Я раньше не умел ругаться. До шести лет не умел. А когда мы переехали с Покровки на улицу Грановского, сразу научился.

Понято, почему. На Покровке я ходил гулять только с мамой или бабушкой. И не во двор, а на бульвар или в Милютинский сад. Двор у нас был проходной-проездной, ребенка одного выпускать опасно.

На улице Грановского – другое дело. Там был забор, и милиционер спрашивал: «А вы, гражданин, к кому?». Меня выпустили гулять в первый же день, как мы приехали.

Тем более что у нас было несколько человек гостей: новоселье на скорую руку.

Я вышел во двор.

Ко мне тут же подбежал мальчишка постарше.

Он спросил:

– Переехали к нам? Как зовут? Матом ругаться умеешь?

Я сказал:

– Ага. Зовут Денис. А тебя? А матом – это как?

– Толя, – сказал он. Мы пожали друг другу руки. Он придвинулся ко мне и быстро прошептал: – Х*й! П***а! Сука! Б***ь! Е**ться! Черт засраный!

Я понял только про черта засраного. А остальное тут же забыл, кроме двух первых слов, которые принял за одно слово.

– А что такое «х*йп***а»? – спросил я.

– Подрастешь – узнаешь! – засмеялся он и убежал.

Но мне было скучно одному стоять и ждать, пока я подрасту.

Поэтому я вернулся в квартиру. Открыл дверь нашей комнаты и с порога громко спросил:

– Мама-папа! А что такое «х*йп***а»?

Все гости замолчали. Кто-то засмеялся. Но ему сказали «тс-с-с!»

– Это ругательство, – спокойно сказала мама. – Так ругаются грубые и злые люди. А ты хороший мальчик и никогда не будешь ругаться, правда?

– Правда, – сказал я. – Никогда не буду, честное слово!

Но мне, как нарочно, все время хотелось ругаться. Правда, я ругался только чертом засра́ным, потому что скоро забыл даже слово «х*йп***а». Я сдерживался изо всех сил. Не всегда получалось. И я с наслаждением кричал какому-нибудь приятелю:

– Ах ты, черт засра́ный!

Но я был честным мальчиком. Я признавался маме, что сегодня ругался. Она меня наказывала: не пускала во двор гулять. И я сидел на диване и скучал.

Однажды в воскресенье днем мама с папой ждали гостей. Я очень любил гостей, обожал толочься вокруг стола и слушать взрослые разговоры. Но мама сказала:

– Иди погуляй во двор.

Я сказал, изобразив горестное раскаяние:

– Сегодня утром я ругался…

– Опять?! – всплеснула руками мама.

– Ну и как же ты ругался? – нахмурился папа.

– Я сказал Мишке «черт засраный», – прошептал я, предвкушая, что мне запретят идти гулять, и я останусь с гостями.

– Да ты просто ужасающий сквернослов! – сказал папа. – Это никуда не годится! Ну, ладно, беги, беги. Мишке привет.

Мама не стала меня останавливать.

Я пошел гулять во двор.

И мне как-то совсем расхотелось ругаться.

холст, масло, частная коллекция НЕСТРАШНАЯ МЕСТЬ

Он был талантливый дизайнер одежды высокого стиля.

Она была талантливая художница. Довольно скоро стала известной, сначала среди ценителей и критиков, потом ее стали хорошо покупать у нас, а там она уже вышла на мировой, так сказать, рынок.

А он уже был там, на мировом рынке. У него было ателье в Милане, представьте себе. Конечно, они встретились. Конечно, у них начался роман: оба красивые, не очень молодые, зато знаменитые.

Роман был трудный. Она была замужем – тоже, кстати, за известным человеком. Они скрывались, изобретали способы оказаться вдвоем хоть на три дня. Муж довольно скоро все узнал, но повел себя как совершенный Каренин: рассказывал о своем несчастии на всех углах, но разводиться не хотел. От этого было еще тяжелее, хотя ездить вдвоем стало проще.

Потом она все-таки добилась развода. Но тут оказалось, что у него давно есть другая женщина. На которой он тоже не собирался жениться. И еще у него постоянно были какие-то шлюшонки. Вот такой отвратительный тип.

Всего отвратительнее было то, что она узнала об этом последняя. Об этом все знали и даже отчасти намекали. Бывший муж объяснил ей потом: не спешил с разводом, потому что надеялся – вот-вот она прозреет. Но теперь уже всё, прости, дорогая.

Через пару лет она написала толстенную творческую автобиографию. Про выставки и поездки, картины и эскизы. Про художников, галеристов, кураторов. Про критиков, коллекционеров, меценатов. Про артистов, писателей, фотографов, режиссеров и дизайнеров. Про серьезные споры и салонные сплетни. Про всех и про всё – кроме него.

Она ювелирно вырезала, вымарала, выскоблила его отовсюду.

В рецензиях писали, что это просто настольная книга для историка и критика, бесценный источник, дающий широкую панораму, и все такое прочее.

– Лихо отомстила тебе Лилька, – сказал я ему как-то.

– Да ладно, – сказал он. – Мне моих заказчиков хватает.

– А как же мужское чувство? – не отставал я. – Получается, как будто тебя в ее жизни вовсе не было.

– Наоборот, – сказал он. – Мое мужское чувство в порядке. Потому что ее женское чувство до сих пор не остыло. Сам гляди – так распороть и перешить свою жизнь, и все ради меня! Если бы хотела отомстить, не так бы сделала.

– А как?

– Да проще простого. Написала бы: «Был у меня друг NN, милый человек, способный, неглупый, искренний, любил меня, как умел, да вот не срослось».

– И что?

– Я бы пошел и удавился, – сказал он.

главное – не делать выводов и заключений ДАМА С ЭЛЕКТРИЧЕСКОЙ СОБАЧКОЙ

Вчера гулял около МГУ, у первого корпуса гуманитарных факультетов.