Читать книгу "Калигула - Зигфрид Обермайер"

На тридцатом году правления Тиберий переселился на Капри и передал управление Римом в руки Сеяна, которому доверял как никому другому. Теперь путь префекта оказался свободным, и он принялся за устранение сыновей Агриппины и покойного Германика.

То, что Тиберий не был расположен к членам этой семьи, Сеян знал, и поэтому начать с уничтожения тех, кого император особенно не любил, — Випсании Агриппины, властолюбивой и жаждущей мести матери Нерона Цезаря, Друза и младшего Калигулы.

С Капри он получил указание действовать по собственному усмотрению, тем более что эта Агриппина принимает императора за отравителя. Поведение во время ее последнего визита Тиберий не забыл и не простил.

Успех пьянил Сеяна. Он сам оставался в тени, все происходило по приказу императора.

Чтобы избежать обвинения в произволе, Сеян собирал доказательства вины Агриппины. Он распорядился наблюдать за ней и сыновьями день и ночь, записывать каждое неосторожно сказанное ими слово. Так, она якобы выразила желание отправиться с сыновьями под защиту рейнской армии, где ее покойного мужа по-прежнему помнили и чтили. Говорили и о том, что она будто бы собирается однажды прийти на форум, чтобы просить народ и сенат о помощи. Те, кто знал гордую Агриппину, прекрасно понимали, что она скорее с высоко поднятой головой отправится на казнь, чем станет так унижаться. Но ее друзей Сеян запугал. Стоило распустить слух, что Агриппину готовятся обвинить в государственной измене, как пугливые и осторожные стали избегать общения с ней. И вот гордая, страстная и неосмотрительная Агриппина осталась совсем одна. Калигула ссылался на свою юношескую тогу, а взрослые сыновья были ей плохой защитой. Нерон настолько растерялся, что не знал, о чем должен говорить и как вести себя. Друз, который не любил ни мать, ни братьев, был человеком необузданного, дикого нрава, и Сеян только ждал, когда тот промахнется.

Что касается Агриппины, он решил, что время пришло. Сенат выдвинул против нее обвинение в преступлении против власти, одним из пунктов которого было то, что она подозревала Тиберия в отравлении своего мужа. Когда все пункты обвинения были обнародованы, толпы людей собрались на форуме, окружили курию и, выкрикивая здравицы в честь императора, дали сенату понять, что, по мнению народа, императора лживыми обвинениями ввели в заблуждение. Теперь Сеян начал действовать быстро.

Он приказал преторианцам схватить Агриппину. Во время ареста та осыпала императора самыми грязными оскорблениями и защищалась, как дикая кошка. Ее избили и даже повредили глаз, но в этом, по мнению Сеяна, была виновата сама жена покойного Германика.

Калигула, увидев приближающихся преторианцев, быстро выскользнул через задние двери. Он уже начал удивляться, почему Сеян — или Тиберий — медлил с арестом. Младший сын Германика не хотел иметь к этому никакого отношения, ведь его дальнейшим планам Агриппина только мешала, пусть даже она и была его матерью.

Начав это дело, Сеян решил довести его до конца. Спустя несколько дней он приказал схватить Нерона, а Друза посадил под домашний арест.

Калигула же принял единственно правильное решение: он бежал из опустевшего дома к своей прабабке Ливии, которая, будучи вдовой боготворимого императора Августа, пользовалась большим почетом и не испытывала уважения ни к Сеяну, ни к приемному сыну Тиберию. Она прожила на свете уже почти девяносто лет, но принимала во всем происходящем живое участие, не вмешиваясь, правда, в государственные дела. Ливия осуждала преследование Агриппины и ее сыновей, но не сделала ничего, чтобы их защитить. Когда же Калигула попросил у нее приюта, с готовностью приняла его и дала по-старчески дребезжащим голосом такой совет:

— Оставайся здесь, пока опасность не минует, а потом отправляйся на Капри, к Тиберию. Только там ты будешь в безопасности, пока император покрывает Сеяна. Он тоже будет свергнут, и, я думаю, очень скоро. Но это должно произойти до смерти Тиберия — слышишь! Иначе, я вижу это, для Рима начнутся мрачные дни.

Калигула знал, что Ливия права, тысячу раз права. С тех пор как юноша научился разумно рассуждать, он ценил ее мнение и восхищался ею: он видел в ней своего рода Пифию, чьи предсказания — пусть иногда и не совсем ясные — всегда оказывались правдой. У этой женщины было чему поучиться.

— Но как ты представляешь это себе, благородная Ливия? Как свергнуть Сеяна? Чтобы до него добраться, придется уничтожить половину Рима. В его окружении не только льстецы, среди них есть по-настоящему преданные люди. Для них Тиберий лишь мрачная тень, накрывающая Рим, которая скоро с помощью Сеяна рассеется.

Изрытое глубокими морщинами лицо старухи осталось неподвижным. Только по-прежнему живые глаза говорили о ясности духа, пребывающего в этом старческом теле.

— Это так, но Рим — не вся империя. Прокураторы и легаты в провинциях — почти все без исключения верные государственные слуги и не расположены к узурпатору, так же как префекты и трибуны легионов. Против них римские преторианцы ничто, крошечная городская армия, которую не составит труда смести. Сеян думает, что Рим на его стороне, а все остальное приложится само собой. Но все как раз наоборот; Октавиан никогда не забывал об этом. Едва ли он стал бы нашим святейшим Августом, если бы прежде не победил своих противников в провинции и не положил к ногам сената завоеванные трофеи. Тогда, только тогда Рим преклонится перед тобой. Сеян может быть хитрым, мужественным и решительным, но все же он глуп, потому что не понимает сути дела. Этот человек из благородной, но провинциальной семьи. Он проиграет, Гай, поверь мне. Это так же точно, как то, что завтра взойдет солнце.

— Но если он продержится еще два, три года или даже пять лет?

Калигула не был уверен, что морщинистая гримаса на лице Ливии означала улыбку.

— Что произошло бы, если бы Антоний победил моего Октавиана? Этого не могло случиться и не случилось, потому что Октавиан к тому времени приобрел прочную опору законности, против которой Антоний ничего не мог сделать. Он сидел с Клеопатрой на египетском троне и этим отказался от Рима. Для Сеяна это не очевидно, но если он попытается, как червяк, пролезть в нашу семью, то тем самым прогрызет дыру в законности и станет предателем Рима. Я надеюсь только на одно и молю об этом всех богов: чтобы они дали мне дожить до того момента, когда Сеян падет и его предательство раскроют.

Калигула с глубоким почтением поцеловал руку Ливии и произнес:

— Я разделяю твое желание, благородная Ливия.

А про себя он подумал: «Я хочу пережить вас обоих, и чем больше народу Сеян уберет с моего пути, тем меньше грязной работы мне останется и тем быстрее я окажусь у власти».

В Риме начался процесс над Агриппиной. После непродолжительного слушания был оглашен следующий приговор: пожизненная ссылка на пустынный остров Пандатерия далеко в Тирренском море. Несколькими днями позже такое же наказание получил и ее старший сын Нерон. Его отправили на Понтийские острова. За надменного и необузданного Друза Сеян взялся лично. На несколько месяцев он оставил его в покое и даже заставил поверить в возможность разделить с ним, Сеяном, власть, но как только Друз успокоился и стал смелее в речах, он сразу же оказался в застенках на Палатине. Сеян же значительно приблизился к своей цели: Юлия, жена Нерона, была теперь свободна, а она-то как родная внучка императора и была ему нужна. На этот раз он не собирался спрашивать разрешения у Тиберия.