Читать книгу "Девятный Спас - Анатолий Брусникин"

Хорошо, потому что от запруды в Аникеево можно по кружной лесной дороге дойти. Неблизко, верст пятнадцать будет, но всё ж таки не через болото.

А плохо, потому очень уж место там плохое. Пожалуй, еще похуже топи. Из Аникеева к брошенной мельне никто не хаживал. Илье там бывать тоже не доводилось.

Сказывают, когда-то жил там колдун-мельник, черноволосый и белозубый. Перегородил реку плотиной, заставил всякую речную нечисть, водяных и русалок, работать на него, колесо крутить. И такой мелкой, чистой муки, как у колдуна, нигде, даже на самой Москве не малывали. Со всех сторон к мельнице зерно возили, с обоих берегов реки, даже издалече. В те поры и лесная дорога была колесами наезженная, набитая.

Но не пошла мельнику впрок связь с нечистой силой. Приехали однажды купцы из села Пушкина про большой помол сговариваться, а хозяина нету. Входят в дом, на столе — гроб пустой и свечка горит. Оробели купцы. Вдруг как завоет со всех сторон, так-то дико, так-то страшно, что побежали пушкинцы прочь, шапки пороняли, запрыгнули в свою повозку и еле ноги унесли. Со стародавних пор мельница считалась заклятой. Никто там не жил, никто не бывал, никто зерна не молол. Случайные путники, кто по плотине через реку проходил, рассказывали, что колесо боле не крутится, прогнило, а мостки над запрудой, хоть и обветшали, но еще стоят. Вот какое это место.

Прошлёпали по болоту еще немного — посуше стало. Вместо осин пошли ели. А затем донесся шум воды.

Когда деревья расступились и впереди заблестела река, мальчики малость оживели. Теперь трясины бояться было нечего. Поверх запруды темнел широкий черный пруд — неспокойный и, видно, глубокий, с пенными водоворотами, с омутами. Там-то водяные с русалками, надо, думать, и обитали. Плотина когда-то была выстроена прочно, добротно, с хорошим проездом поверху, но даже из кустов, где затаились ребята, просматривалось, что настил издырявел и просел. В середине, где вода из пруда, бурля и фырча, падала вниз, сверху уцелело всего несколько кое-как перекинутых досок. Пешком перебраться можно, а на телеге вряд ли. От мельничного устройства осталась лишь бревенная ось, которую всё точил, точил, да так и не мог доточить неустанно льющийся водоток. Поназади запруды река сужалась и дальше бежала быстро, будто во все лопатки улепетывала от жуткого места. Снова выглянула круглая луна, осветила оба берега. На противоположном, пониже плотины, стояла довольно большая изба с двумя темными оконцами. Там-то, наверное, и жил колдун.

— Вон она, вон! — показал Алёшка.

* * *

Бабинька, хромая, спустилась с плотины, подошла к малому круглому пригорку, расположенному меж избой и рекой. Села там, в густой траве, закопошилась. Не то собирала что-то, не то выдергивала.

— Чего это она? — выдохнул Митька.

Алёша со знанием дела объяснил:

— Ворожит. Новолетье, луна полная. Самое ихнее колдунье время.

Тут луна, блеснув напоследок, совсем ушла за тучи, и на реку, на берег наползла черная-пречерная мгла, ничего не разглядеть. Небо гневно рокотнуло, сверкнуло зарницей.

Мир на миг вновь осветился, но только на пригорке никого уже не было. С первым же звуком грозы ведьма исчезла.

Митя, самый впечатлительный из всех, вскрикнул. Да и остальные заежились.

— Молитеся, — велел приятелям Алёшка и первый деловито закрестился. — Хуже нет приметы, ежели в новолетную ночь гроза застигнет, да еще в таком поганом месте. «Помилуй нас, Господи, помилуй нас, всякаго бо ответа недоумеюще, сию Ти молитву яко Владыце грешнии приносим: помилуй нас…»

— Гляньте! — прервал поповича Илейка, показывая на избу. Околцы там наполнились красноватым светом — будто у дома зажглись налитые кровью глаза. — Там она! Айда за мной!

И побежал вперед, к плотине. Митьша догнал сразу, не замешкал. Алёшке бороть страх было трудней, но стыд оказался сильнее. Наскоро добормотав спасительный псалом, рыжий кинулся следом.

Через вышнюю черноту прочертился золотой зигзаг, с треском расколовший небеса напополам, и в раскрывшиеся хляби вниз полило дождем. Вода теперь была повсюду: сверху, с боков, снизу — да шумная, озорная, бурливая.

Доски, что лежали над местом прудного стока, вблизи оказались довольно широкими и под мальчишескими легкими ногами не прогнулись, даже не заскрипели.

Малую толику времени спустя приятели уже прятались от ливня под стрехой. Тянулись на цыпочки, заглянуть в оконце. Так и застыли плечо к плечу, затаив дыханье.

Ничего крепко ужасного внутри они, по правде сказать, не увидели.

Красноватый свет был не бесовского происхождения, а обыкновенного, от лучины. Горница как горница: стол, вдоль стен лавки, в углу белым прямоугольником печь. Удивительно лишь, что ни сора на полу, ни пыли. Прибрано, чисто, хоть гостей принимай.

— А божницы-то нету, — шепнул приметливый Лёшка и прикусил язык, потому что из дальнего темного угла вышла Бабинька.

Села к столу, стала разворачивать холщовую тряпицу. В ней что-то сверкнуло.

— Мандракорень! — ахнул Лёшка. — Сейчас Царь-Девицей обернется!

Засопев, дворянский сын отодвинул соседа локтем — желал видеть чудесное превращение во всей доскональности.

Ильша шикнул, чтоб не шуршали — старуха опять забормотала, довольно громко.

— Суженый мой, любенький… Ты на меня пока што не гляди… Вот сейчас, сейчас…

И вынула из завертки кольцо!

— Ага, не верили! — пискнул Алёшка. — Злато кольцо! А Мандракорень она, видать, на пригорке вырыла!

Здесь всем троим пришлось нырнуть под окно, потому что Бабинька оборотилась. То ли была она всё же не вовсе глуха, то ли сквозняком дунуло. А может, просто на молнию, которая как раз шарахнула над самым прудом. Первым осторожненько выглянул Митя.

— Вышла!

Рядом сразу же высунулись еще две головы — белобрысая и рыжая.

В горнице никого не было. На столе, багряно поблескивая в неверном свете лучины, лежало кольцо. Вдруг Илейка, ни слова не говоря, отодвинул друзей, подтянулся, перелез через оконницу и оказался внутри. У остальных разом выдохнулось:

— Ты что?!

Но отчаянный Илья подкатился к столу, схватил кольцо и так же быстро вылез обратно. Хоть у Митьки с Лёшкой сердчишки колотились быстро, а навряд ли успели по двадцати разов стукнуть, вот как быстро управился смельчак.

— С ума ты сошел! — зашипел на него Алёша. — Она теперь знаешь чего с нами сделает? Клади обратно!

— Это ты с ума сошел. — Ильша разглядывал кольцо, попробовал на зуб. Золота он никогда в жизни в руках не держал, но слыхал, что так положено — зачем-то зубом кусать. — Она бы сейчас волшебно кольцо на палец вздела, всю окрест-пость-наскрозьность прозрела, а заодно и нас. Вот тогда бы нам доподлинно канюк.

— Поздно! Идет… — Митька вгляделся в сумрак, где что-то вроде посверкивало. — Ах! Царь-Девица!